Она снова почувствовала себя глупой девчонкой, которую одарил своим вниманием джентльмен. Это было нелепо. Ей двадцать девять лет, и все это даже отдаленно не напоминало ухаживание. Но до той прогулки, менее двух недель назад, она не общалась с мужчиной, даже чисто по-дружески, со времен Генри Арнольда. А это было целую вечность назад.
Энн предложила помочь разливать чай, и герцогиня с благодарностью согласилась. Но Энн не была занята настолько, чтобы не заметить, как люди собираются в небольшие группки для беседы: более богатые английские землевладельцы – с Бедвинами, миссис Ллуид – с миссис Причард и миссис Томпсон, священник и его жена с бароном Уэстоном и мисс Томпсон; мистер Ллуид, мистер Джонс и мистер Рис – валлийский викарий – с мистером Батлером и герцогом Бьюкаслом. Герцогиня переходила от группы к группе, вызывая улыбки на лицах людей.
Мистер Батлер был глубоко погружен в беседу и ни разу не взглянул на Энн – она находилась с его слепой стороны. Но позже, когда поднялась суета с уборкой посуды, и Энн встала, отряхивая юбку, то обнаружила, что он стоит рядом с ней.
– Сядем рядом, мисс Джуэлл? – предложил он. – Или у вас другие планы?
– Нет. – Она улыбнулась. – Спасибо.
Итак, она имела удовольствие смотреть и слушать начавшиеся выступления в компании с джентльменом, который не был ничьим мужем. Странно, но это воодушевляло ее.
Сначала Джошуа и леди Холлмер спели несколько английских народных песен, сам Джошуа аккомпанировал им на фортепиано. Они пели удивительно хорошо, хотя леди Холлмер и начала с разъяснения:
– Я очень настаивала, чтобы мы выступали первыми, – объяснила она аудитории. – У меня сильное подозрение, что другие намного превосходят нас. А уж Джудит – точно, и у меня нет никакого желания соперничать с ними. Сидевший за фортепиано Джошуа усмехнулся, а остальная публика рассмеялась.
Энн подумала, что нельзя не симпатизировать леди Холлмер, несмотря на ее колючий характер.
– Начинай петь, Фри, и избавь нас от страданий, – воскликнул лорд Аллин.
Миссис Ллуид, маленькая, темноволосая, с явно кельтскими чертами лица, была следующей. Она играла на большой, изящно изогнутой арфе. Вскоре Энн начала часто моргать, пытаясь сдержать непролитые слезы. Ей показалось, словно она очутилась в другом мире, – так прекрасна была музыка, вызвавшая у нее эти чувства.
– Мне всегда казалось, – мягко сказал мистер Батлер, склоняясь к Энн во время небольшой паузы между пьесами, – что арфа каким-то образом выражает самую душу Уэльса.
