Наемный бог | страница 4



.

Продолжай, с полной сосредоточенностью продолжай наведение… В эти мгновения опять главное — полная отрешенность — вот как раз именно то, что йоги называют "оставлением плодов действия".

Совершенно не важно, получается или не получается.

Нужно, чтобы задание во всей полноте переживалось тобою как действие Существа, которым ты стал, вот и все.

И тогда…

В детстве как-то само собой верится, что желание может возыметь силу действия, нужно только суметь захотеть, суметь правильно захотеть!..

Вера эта питает самые тайные и безнадежные наши мечты. И она права — иногда…

Много раз я потом, в бытность врачом, забывал свои глупенькие детские экспериментики и опять вспоминал… Ерунда, обычные внесловесные внушения с пробивом защит и микротелепатическим компонентом; такие пробивы случаются чаще непреднамеренно…

Важней всего СОСТОЯНИЕ, в котором ты это делаешь.


Тебе четырнадцать. Вдолбили уже под дых, что мир не розов.
Как жить, чтобы тебя не били? Заняться боксом и гипнозом.
Ах, это просто как наперсток: всевластие, мечта убогих.
Все манит, если ты подросток, но сила — главное в итоге.
Флюид, в надбровие зашитый, в плену житейских отношений вначале был простой защитой, затем потоком искушений…
В том сне духовном я спросонок водицу делал цинандали, гипнотизировал девчонок, которые и так бы дали, однажды грабил на спор банк — внушил, что в кассу въехал танк…
Гипнотизеры-самоучки освоили такие штучки давным-давно.
Велосипед, изобретённый колдунами, безумно прост: гипноза нет, есть только то, что между нами: доверие — вселенский мост, и беззащитный детский мозг, и упование на чудо.
Сын Человеческий Христос вогнал историю в гипноз, но на осине как вопрос висит Иуда…

Пушкин, психушкин… Крещение Спасика


Позвоночник моей судьбы, родимый дурдом, век буду благодарен тебе за то, что соединил во мне наследственность личную и общую, землю и небо, слезы и смех…

Дорожки ведут с двух семейных линий.

Одна — трагисерьезная.

Первая встреча с непостижимым недугом, душа к душе, произошла в 11 лет, когда заболела сестра Таня, та самая, что нечаянно сподобила меня на гипноз.

Ей было всего 13, это была девочка с душой чистой и глубокой, как артезианский источник, полная юмора и благожелательства, с недетски проникновенным умом. Чернобровая, с рассветным румянцем, почти красавица…

Мы были очень дружны. Не мог знать я, мальчишка, не мог и помыслить, что через 7 лет Таня покинет жизнь…

Я был ее первым и последним, единственным психотерапевтом, стихийным и не вполне безуспешным — понял это потом, а тогда только отчаянно старался вдохнуть в ее задыхавшуюся душу веру и волю к жизни, страстно разуверял в том, что казалось мне простым заблуждением, — а это был бред, захваченность роковой разрушающей силой… Детской частицей своего, существа и сейчас верю, что мог бы ее вытянуть из воронки, спасти, если бы дружбу нашу не разорвала материнская ревность…