— Я тогда просто торчал на Майке Олдфилде,[29] и цитаты из альбома "Queen Elizabeth II" шли налево-направо, — признаётся Чиж. — Но сама мелодия, если убрать заимствования, была оригинальная и достаточно сложная — с полиритмией, неожиданными отклонениями в другие тональности.
Написать тексты попросили Некрасова (после института он работал в Горьком в конструкторском бюро и не мог приезжать в Дзержинск на репетиции).
— Слова были «антивоенные», лучше и не скажешь, — говорит Чиж. — Очень хорошие были стихи, искренние.
Пора было выходить из подвала на свет. А пока Чиж отправился в Питер.
"Надень свой шелковый с драконами халат,
Поставь мне Марли или "Блэк Ухуру",
А я займусь стандартной процедурой,
Проклятье… пальцы в нетерпении дрожат"
(Сергей Селюнин, группа «Выход», "Пригласи меня на анашу").
Слово «сессия» звучит по-английски почти как «сейшн». Именно так понимались Чижом его визиты в Ленинград, где дважды в год он сдавал экзамены в институте культуры. На несколько недель город на Неве становился его отдушиной, параллельной жизнью.
Институт выделял заочникам койку в общежитии, но Чиж предпочитал останавливаться у друзей. Первым, у кого он нашел стол и кров, когда летом 1985-го переводился на заочное отделение, был старый приятель Миша Клемешов. Днем тот грыз гранит науки в консерватории, а по вечерам земляки «оттягивались» на его съемной квартире.
— В Питер Серега приезжал со своими оригинальными песнями, не похожими ни на что, — вспоминает Клемешов. — Я бы назвал их песни-шутки, песни-пародии. Считаю, что некоторые из них человечество недополучило: Чиж закопал их глубоко…
Причиной была всё та же запретная тема наркотиков. Но если в армии Чиж сочинял о своих "полетах во сне и наяву" натуралистические репортажи, то теперь он решил взглянуть на опасные экспириенсы с позиции здорового стёба ("Помнишь, у откоса я катал "колёса"?.."). Психиатр нашел бы этому логичное объяснение: то, что становится забавным, перестает пугать.
Одной из таких пародий был набросок эпического сказания о злоключениях советских «торчков» в мифическом "городе Обломове".
Клемешов тогда подхалтуривал в ресторане, и к нему в гости приходила куча новых приятелей. Чиж с удовольствием играл для них. Когда он уехал, люди продолжали приходить и просить песен. Клемешов рассудил, что не будет большого вреда, если он споёт вместо Чижа, и потихоньку «передрал» весь репертуар земляка.
— И все было тип-топ, — говорит Михаил, — кроме «Обломова», в котором были только куплет с припевом. Я посчитал, что это непорядок и написал в этом стиле еще один куплет.
