Буйство здешней природы порождало неповторимый, неопределенный дух. Дух свободы, притягательной дикости. Проникаясь этим настроением, хотелось оставить позади прежнюю жизнь, отбросить все и с головой окунуться в чистоту первозданной природы. Легким стелющимся шагом пронестись над землей, не тревожа листвы на кустах, взять след неосторожной лани, искупаться в лучах звезд, пробивающихся сквозь тень листвы.
Ригг поймал себя на том, что он уже почти сбросил одеревенелую неподвижность своих членов, готовый последовать зову природы. Одернулся, как от дурмана. Нечто подобное он испытывал и в своих лесах. Но там этот зов был слабее. Здесь же он необузданно силен и, нарочно прислушавшись, Ригг даже почуял в нем что-то недоброе, неопределенно опасное.
На родине всегда удерживал дом, семья, ради которой он должен был обязательно вернуться, и еще тысяча мелочей. А здесь у него была куда как более веская причина не слышать зова, плюс к тому, он должен был спасти попутчиков, с которыми обещал делить невзгоды выпавшего пути. Он был должен.
Полный осознанием этого долга он привычно отогнал стремление броситься в стихию леса, отправил свое звериное начало, гнев и ярость, жажду крови на задворки сознания, как делал всегда, когда на охоте они становились не нужны, или даже мешали.
Потом, все будет потом.
Потом.
Потом он отбросит все заботы. Расправит руки и ноги. И побежит. Побежит, согнувшись едва не до земли, пробегая под самыми низкими ветками. Легко и мягко огибая кусты и деревья.
Он будет бежать долго и красиво, плавно меняя направление, позволяя лесу самому выбирать тропу.
А потом, почуяв свежий след дичи, окунется без остатка в пьянящий восторг погони и поднимет зверя. Чтобы догнав погрузить зубы в теплую кровь...
Ригг даже вздрогнул, так навязчиво ощутил кровь на губах. Напряженно и осторожно он вновь отогнал наваждение.
Странности этого леса начинали беспокоить.
Кроме лесного зова удивляло и полное отсутствие росы, хотя темнота уже давно спустилась к земле.
Ночь неторопливо перевалила за полночь. Звезды по-прежнему дарили неверный сумеречный свет. Стража никто не спешил сменять, но он и не засыпал совсем. По-прежнему вздрагивая, просыпался.
Близилось время рассвета. Затихали птицы. А росы так и не было.
Поняв, что страж так и не уснет, Ригг решил действовать, не дожидаясь утра.
Стороннему наблюдателю в этот момент лишь смутно бы показалось, что полог палой листвы беззвучно вспучился, и неясная тень невесомо скользнула в сторону поляны, растворяясь в темноте.
