Танкре, который был теперь бледен, словно собираясь упасть в обморок, вскочил, уронив шляпу. Она покатилась по полу.
— Боже мой... сударыня... это я... Я полагал... я осмелился... Мне было так тяжело... — бормотал он.
Она не отвечала, и он продолжал:
— Вы прощаете меня... теперь?
И вдруг она, словно ее что-то толкнуло, подошла к нему, протянув обе руки; и когда Танкре схватил эти руки, сжал их и задержал в своих, она проговорила тихим голосом, взволнованным, срывающимся, замирающим, какого муж у нее не знал:
— Ах, дорогой мой друг!.. Я так рада!
И Бондель, наблюдавший за ними, весь похолодел, словно его окунули в ледяную воду.
