— Les Amerloques, — говорит Лоран, затягиваясь настоящей, нездоровой сигарой. — Что ты от них хочешь?
Лоран — второй европеец на корабле, их всего двое среди шумных, вечно молодых американцев с белоснежными оскалами. Иногда они переглядываются — мол, чертовы янки — и за это она любит Лорана, в конце концов, не чужой, страны их на Земле — через пролив.
— На Зоэ что делать с ними будешь?
— Посидят сначала, — говорит Шивон, и глотает виски. — Если все пойдет гладко — выпущу, и пусть транскрибируют все, что движется.
— Засади их парадигмы глаголов писать, — предлагает Лоран. — Пусть помучаются.
— Да какие там глаголы, — говорит Шивон. — Ты же видел, что вышло на аудиопробе.
— Все она тебе покоя не дает, — говорит Лоран.
— Принцип утки, — говорит Шивон. — Вот что не дает мне покоя.
Принцип, который нужно было, по всем правилам, оставить на земле. Насчет того, что языки со сходной структурой должны действовать одинаково в сходной ситуации. И наоборот.
Не знай она, чей это язык, приняла бы за один из европейских. Забытый, непривычный, но — европейский. Мечта лингвиста, просто не верится. Если бы она видела только письменное свидетельство — несколько странных мягких листов с начертанными текстами, которые аборигены показали пионерам, решила бы, что им в кои-то веки по-настоящему повезло. Удобный язык, удобный разум, который строит мир так же, как землянин: подлежащее-сказуемое-дополнение.
Если бы не то, что она слышала на записи.
Лоран курит.
— Плавает, как утка, крякает, как утка, и выглядит, как утка… Но только это не утка. Не могу понять, в чем тут дело.
— Думаешь, здесь пахнет открытием?
Бог его знает, чем здесь пахнет. Так не говорят — вот что сразу пришло ей в голову, когда она прослушала привезенные пионерами записи. Глупо; после того, как она десятилетиями приручала себя к полной иррациональности, к тому, что за пределами всего, даже того, что воображаешь, ничего похожего на земной язык и быть не может. Что Вавилонская башня — это так, Его невинная шутка по сравнению с тем, что Он сделал с нашими братьями по разуму…
После всего этого ей все равно кажется — так не говорят.
Лоран глядит на нормандские поля.
— Ты скучаешь? — спрашивает она вдруг.
Он не понимает. Делает вид, что не понял.
— Мы так давно там не были, — говорит она.
Это неверно; они когда-то летали на Землю. Ее отпустили домой. Но она никогда не узнала бы в смеси железа, стекла и жидкого кристалла то, что было когда-то ее Ирландией. Изумрудный остров. Там и камней-то живых осталось — одни менгиры, отгороженные от туристов силовым полем.
