— Я с вас шкуру спущу! — заорал Сквайр, потрясая терновым посохом. — Чтоб мне провалиться, со всех троих спущу шкуру!
Троица, как будто у каждого над ухом спустили курок стартового пистолета, немедленно бросилась к широким воротам парка.
Темнело; на лугу, где произошла катастрофа, преподобный Джеймс, тяжело дыша, пытался помочь полковнику Бейли выбраться из-под чемодана, мольберта и красок.
Сэр Генри Мерривейл, опустив голову и ссутулясь, все сидел посреди дороги, как человек, который сдался под напором обстоятельств.
Дама, стоявшая рядом с Джоан Бейли, оказалась Стеллой Лейси. Покосившись на свою спутницу, она мягко попеняла ей:
— Джоан, прошу вас! В том, что случилось с вашим дядей Джорджем, я не вижу абсолютно ничего смешного.
— Н-н-н… — начала Джоан, но продолжать не могла.
Отвернувшись, недостойная племянница закрыла лицо руками и принялась раскачиваться взад-вперед. Стелла Лейси выразила легкое возмущение.
— Чувство юмора, Джоан, — заметила она, — заключается не в том, чтобы потешаться над беднягой, поскользнувшимся на банановой кожуре. Вульгарный, грубый фарс не имеет никакого отношения к юмору!
— Н-н-н…
Наконец полковник Бейли поднялся. Лицо его пестрело гаммой красок. Зеленая трава, асфальтово-черный оттенок каменного изваяния, синее вечернее небо казались бледными и выцветшими на фоне его физиономии. Полковник стоял прямой, как палка, в твидовом пиджаке и брюках-гольф. На шее у него, подобно гербам у славных рыцарей прошлого, болтались красные фланелевые кальсоны Г.М.
— Джоан! — крикнула Стелла Лейси.
— Н-но… это всего лишь акварель! Она… легко смывается водой! Д-достаточно намочить тряпку… Она н-н…
Полковник Бейли не обратил внимания на племянницу.
— Что за странная штуковина? — спросил он, сдерживаясь из последних сил и пиная чемодан носком ботинка. — И кто… — его тяжелая, покрытая веснушками морщинистая рука указала вверх, — кто тот джентльмен, что спускается сюда?
— Сэр Генри Мерривейл, — прошептал преподобный Джеймс. — Потомок стариннейшего и знатнейшего английского рода, — добавил он.
Надменный аристократ, о котором шла речь, величественной походкой приближался к ним. Спускаясь с обрыва, он поскользнулся и чуть было снова не оказался в сидячем положении, но крепкое ругательство, а также злость на подковырку судьбы удержали его на ногах. Смешно переваливаясь и отдуваясь, он подошел к полковнику Бейли.
— Послушайте! — начал он, резко поднимая вверх правую руку, словно приносил присягу. — Я клянусь всем, что только есть на свете, что в данном случае я абсолютно непричастен — не-при-ча-стен! — ко всей кутерьме. Меня не в чем упрекнуть. Я имею такое же отношение к тому, что произошло, как и швейцарские часы с кукушкой. Сейчас я вам докажу.
