". И он просил на временное пользование любую из этих книг вместе со словарем "чтобы быстрее понять исходный текст, поскольку я еще не знаю латинского". Он обещал вернуть их в хорошем состоянии, почти немедленно. Письмо было очень хорошо построено и безукоризненно; правописание в стиле Андреса Белло: i вместо y, j вместо g. Сначала я, естественно, предположил, что это шутка. Мой кузен заверил меня, что это не так, что это особенность Иренео. Я не знал, приписать ли дерзость, невежество или глупость той идее, что для освоения сложного латинского языка не требуется другого инструмента, кроме словаря. Чтобы вывести его из заблуждения, я послал Gradus ad Parnassum Куичерата и Плиния.
14 февраля я получил телеграмму из Буэнос-Айреса с просьбой немедленно вернуться, так как мой отец "не чувствовал себя хорошо". Бог меня простит, но престиж оказаться получателем срочной телеграммы, желание указать всем во Фрай-Бентос противоречие между отрицательным смыслом новости и положительным наречием, искушение драматизировать мое горе, так как я притворялся сильным стоиком - все это, несомненно, отвлекло меня от возможности потосковать. Пакуя чемодан, я заметил, что забыл Грейдуса и томик по "Естественной Истории". "Сатурн" должен был сняться с якоря утром следующего дня. Тем вечером после ужина я прогулялся к домику Фунеса. На улице я к удивлению обнаружил, что ночь не менее душная, чем день.
Мать Иренео встретила меня на скромном ранчо.
Она сказала мне, что Иренео в задней комнате и что мне не стоит беспокоиться и искать его в темноте, так как у него была привычка проводить глухие часы ночи, не зажигая свечи. Я пересек внутренний дворик, мощенный камнем, маленький коридор; вошел во второй дворик. Великолепная виноградная лоза покрывала все так, что темнота казалась полной. Вдруг я услышал высокий насмешливый голос Иренео. Голос говорил по-латински. Голос (который шел из темноты) читал с явным восторгом то ли трактат, то ли молитву, то ли заклинание. Звуки латинского оглашали земляной дворик; из-за моих подозрений они показались мне неразборчивыми, бесконечными; позже, в огромном диалоге той ночи, я узнал, что они составляют первый параграф двадцать четвертой главы седьмой книги "Естественной Истории". Тема этой главы - память; последние слова такие: ut nihil non iisdem verbis redderetur auditum. Совершенно не меняя голоса, Иренео пригласил меня войти. Он лежал на койке, курил. Кажется, я не видел его лица до рассвета, я, вроде бы, припоминаю секундное свечение сигареты. В комнате неуловимо пахло сыростью. Я сел и повторил историю с телеграммой и болезнью моего отца.
