Эстонец в сопровождении дьяка вышли. Когда шли по коридору, и он разглядывал секретаря, который был одет в потрепанный коричневый кафтан, коричневые брюки и черные сапоги. За правым ухом гусиное перо, на голове непонятный головной убор. Всю дорогу до домика, а им пришлось покинуть дворец, обойти его кругом, он молчал. Ларсон сделал несколько попыток его разговорить, но у него ничего не вышло.
Остановились они у небольшого одноэтажного домика. Дьяк толкнул дверь. Вошли в помещение. Опять пришлось нагнуться, ведь дверь была намного ниже. Прошли небольшие сени и вошли в комнату. В дальнем углу русская печь, с которой торчат чьи-то голые ноги. На полу, у самой печки под лавкой сапоги, валенки. В воздухе неприятный запах.
Дьяк подошел к печке, достал из-за уха перо и стал щекотать им ногу. Кто-то там, на верху заворочался, затем заругался. Сначала исчезла за занавеской одна нога, потом другая. В место них показалась голова, принадлежащая молодому парню лет семнадцати.
– Спишь? – проворчал дьяк, – от работы прячешься.
– Да, что вы Акинфий Акинфич, – проговорил тот, – всю ночь умаялся вот и прилег отдохнуть.
– Прилег, – вновь проворчал писарь, – а на улице полдень. А ну слезай, ирод проклятый. Я вон это золотаря нового привел.
– Золотаря! – воскликнул парнишка, посмотрел на эстонца и спросил, – этот шо ли?
– Этот, этот. Швед.
– Эстляндец, – поправил его Ларсон, но дьяк махнул рукой, – мне хоть хранцуз, все равно немец. Вот, – тут он вновь обратился к мальчонке, – покажешь ему все. А я пойду.
Дьяк вышел в сени, и тут же парнишка соскочил с печи, и кинулся за ним следом.
«Наверное, это и будет соглядатай, – подумал Андрес, присаживаясь на лавку.– Небось, дьяк подмигнул ему, и сейчас шепчет, там за дверью, чтобы малец, с меня глаз не сводил».
Эстонец снял треуголку, и тут же бросил ее на лавку. В это время дверь скрипнула, и в помещение вошел паренек.
– Так это вы золотарь? – спросил он.
III
На следующий день прибыл гонец из-под Нарвы. Осада города закончилась конфузией. После того, как семнадцатого ноября войска покинул Петр, все пошло наперекосяк. Герцог де Круа, после продолжительного уговора царем, вынужден был принять командование над армией. Гонец утверждал, что лично присутствовал при том, как с помощью стакана вина монарх вернул главнокомандующему уверенность, при этом дюк затребовал, чтобы Петр оставил для него инструкции. Которые тут же были написаны Головиным, со слов государя. Одновременно было написано письмо к Шереметеву, которым Piter поставил того в известность о полномочиях герцога.
