— Я молчу, — чуть слышно бормотал старик. — Я — могила…
И, опрокинутый на спину, — точь-в-точь нашкодившая собака, когда она просит прощения, — в подтверждение своих слов поднес к губам палец: «Молчу, молчу».
— На место, Григорий! — скомандовал из угла Мацейс. — Сядь.
Шкебин отошел в угол, слегка пошатываясь. Крупные капли пота выступили у него на лбу, он дышал хрипло, со свистом. Мацейс полулежал на мешках и по-прежнему смотрел в упор на распластанного у стены старика.
— Да, — сказал он задумчиво и кивками головы точно подтверждая каждое слово. — Ты — могила. Запомни — могила.
Именно в эту минуту я закрыл глаза. Я не спал и не хотел больше спать, но чувствовал всем своим существом, что мне нужно сейчас же, немедленно притвориться спящим. Лучше бы мне не быть свидетелем тому непонятному, что здесь творилось. Должно быть, я во-время это понял, потому что разговор вокруг меня сразу же оборвался, и кто-то совсем шопотом сказал:
— Спит без задних ног.
Снова звякнула бутылка, и невыносимый в этом зверином жилье запах одеколона ударил мне в ноздри. Ссора кончилась миром, хозяин и гости продолжали угощаться. Тогда я умышленно громко зевнул и поднял голову. Все смотрели на меня.
— С какого ты судна? — ни с того ни с сего спросил Юшка.
Я вдруг удивился сам себе, — ведь Мацейс и Шкебин были механиками на 89-м, на том самом новеньком тральщике, на котором не сегодня-завтра я пойду в море. Это у меня совершенно вылетело из головы, пока мы кочевали с места на место суматошной нынешней ночью.
— Я вместе с ним, — сказал я, кивая головой на Мацейса. — Я приписан на 89-й.
Впервые я заметил, что они смотрят на меня с любопытством. Мацейс даже присвистнул, словно бы от удивления, и сразу же покачал головой.
— Нет, мы уже списались с 89-го. Не сошлись характерами с капитаном.
Я ждал, что он скажет ещё что-нибудь, но он уже перестал смотреть на меня и, растянувшись на мешках, закинул руки под голову.
— Не сошлись характерами с капитаном, — повторил за ним Юшка. — Ну, ладно. Капитан так капитан Мне-то что, спрашивается? Верно я говорю, матросик?
Ох, как я его ненавидел в эту минуту! Он обсасывал сырую рыбью голову, явно наслаждаясь этой мерзкой закуской, но по смеющимся его глазам я видел, что он издевается и надо мной и над обоими механиками, которые совсем перестали обращать на него внимание. Ни кровинки не было у них в лицах. Круглые черные тени пятачками легли им на глаза. «Почему они такие усталые и злые?» — подумал я, но не успел ни до чего додуматься. Солома, закрывавшая выход наружу, развалилась, и Аркашка, задыхаясь, просунул голову к нам в пещеру.
