Само это ощущение и особенно то, что сказала ему морщащаяся от боли красавица, так жгло неокрепший Артиангов разум, что, хотя потом никто ни разу даже не обмолвился об этом, он сделал невиданную для дракона вещь: выложил кругленькую сумму одному из эалов, чтобы тот стёр неприятное происшествие из его памяти. И вот сейчас он увидел всё так ярко, как будто только что кончил бормотать извинения перед разъярённой Сиделарин.
Этого просто не могло быть! Телепат утверждал, что заклинание будет действовать вечно, а залы в таких вещах слово держат крепко, от этого напрямую зависит благосостояние всего их дома. Быть может, дурное самочувствие Артианга вызвано как раз разрушением этих чар? Или… или и то, и другое было последствием чего-то ещё, что произошло с ним пару минут назад? Все эти разговоры о подлых, тайных телепатических атаках, о готовящейся войне, в которой не сразу поймёшь, кто твой враг, могли кого угодно, даже самого беззаботного из драконов Повелителя Ветров, сделать подозрительным, а уж Артианг, всегда страдавший излишней мнительностью, тут же начал методично прокручивать в голове события сегодняшнего дня.
Это оказалось неимоверно трудно — как вспомнить сон, во время которого тебя грубо разбудили. С каждым вырванным из забвения кусочком прошлого у Артианга всё сильнее и сильнее болела голова. Перед глазами плыло, он попытался сесть, чтобы не упасть, но почему-то почувствовал себя от этого ещё хуже, испугался, снова пошёл вперёд и наконец-то добрался до стены. Тяжело дыша, Артианг припал к ней… и тут на него обрушилась память.
Любое событие своей недолгой жизни он мог сейчас увидеть так ярко, как если бы оно произошло минуту назад. Воспоминания навалились на его мозг тяжким грузом, дракону казалось, что он не выдержит этой пытки, мелькания несвязанных образов и какофонии звуков. Они, как болото, затягивали его. Он вспомнил и то, что произошло в этом зале: торговца, оказавшегося телепатом из Линдорга, присланным вытащить что-то из его, Артианга, разума; алая Адиана, случайно разоблачившего этого мага и, видимо в страхе перед его гневом, стёршего дракону память… Но всё это казалась несчастному Апельсину не страшнее того, что творилось сейчас в его собственной голове. В глазах стремительно темнело, из них потекли слёзы, вскоре он вообще перестал видеть что-либо, кроме муторного водоворота из обрывков воспоминаний. Изредка из него вырывалось одно, особенно чёткое, оглушительно яркое, и тогда дракону казалось, что его стукнули по переносице колотушкой для отбивания мяса…
