Через низенькую калитку Андрея ввели на широкий двор. Увиденное поразило его: справа и слева от ворот, охватывая двор бело-розовым поясом, стояли купы цветущих абрикосов. Их нежные лепестки никак не вязались с серой стеной дувала и таким же серым настилом двора. Не менее удивил Андрея и вид дома. Он привык видеть глиняные домишки дехкан или суровые затерянные в горах жилища охотников, а тут его взору предстал добротный высокий дом из тесаного белого камня, тонкие колонны поддерживали навес над верандой, где за низенькими столиками на коврах среди подушек возлежали несколько мужчин. Увидев вошедших во двор, один из них встал и сошел по ступеням вниз. За ним последовал еще один. Оба разительно отличались друг от друга. Если один из них был бородат, в белом халате и огромной белоснежной чалме, в голубых шелковых шароварах, то на плечах другого сидела серо-зеленая пятнистая куртка военного образца без знаков различия, белый свитер, заправленный в такие же пятнистые штаны, на ногах — высокошнурованные ботинки.
Показав на пленного, белобородый что-то спросил. Один из конвоиров принялся рассказывать, картинно разводя руками, гортанно кхекая и подвывая. Судя по нахмурившемуся лицу бородача, говорил конвоир о пленном шурави что-то нелестное.
Не дослушав, бородач поднял руку и, ткнув пальцем Андрею в грудь, что-то бросил сурово. Даже не зная языка, по одному тону, Андрей понял, что всё… Сердце оборвалось, образуя щемящую пустоту в груди, а губы задрожали. Хотелось плакать от обиды, закричать: "За что?! Ведь я никого не убил!", но сдержался, и только слеза непрошенно скользнула на ресницу.
Как хрупка жизнь человеческая, как изменчива к нему судьба. За последние два часа Андрей уже дважды стоял на краю гибели, но смерть отступала, повинуясь какому-то немыслимому закону, начертанному Судьбой. Вот и сейчас…, конвоиры уже повели Андрея за ворота, когда их остановил окрик:
— Эй, шурави, жить хочешь?
Андрей дернулся, заслыша родную речь, и медленно повернулся.
Впившись маленькими бусинками голубых глаз, на него смотрел человек в пятнистой куртке.
— Хочешь жить? — повторил он свой вопрос.
— Хочу, — хрипло выдавил из себя Андрей.
— Будешь, если мы с тобой договоримся, — сверкнул белозубой улыбкой человек в пятнистой куртке и, повернувшись к белобородому, что-то быстра ему сказал. Тот удивленно вскинул брови, усмехнулся и кивнул конвоирам.
До вечера Андрея не тревожили. Весь день он просидел в подвале с низкими давящими сводами, среди холодных каменных глыб, трясясь в ознобе, снедаемый ожиданием будущих действий душманов. Неоднократно Андрей принимался плакать, проклиная тот день, когда командир роты в учебном центре поведал о том, что выпуск курсантов в полном составе будет направлен в Афганистан и ежели кто не желает, пусть выйдет из строя. Но никто не вышел, а Андрей еще и порадовался: "Вот она грядет настоящая жизнь мужчины — засады в горах, схватки с душманами, ордена и медали на груди…". Тогда, находясь в Союзе, он не раз представлял себя уже вернувшимся из Афгана, в форме десантника, сильного, дерзкого и решительного, с орденом "Красной Звезды" на груди, а если повезет, то и "Звездой Героя". Он уже продумал, что будет говорить при встрече с родными, представлял, как его встретит Маринка — одноклассница, провожавшая его в армию, что он будет рассказывать своим друзьям о боях и походах. А тут… Первый же бой и самое страшное, что может быть — плен!
