Следом за Полой появились Альварес и Морин. Девушка казалась оживленной и возбужденной; она куда менее, чем раньше, напоминала фигуру с витражей испанского собора. Когда Альварес склонился к ней, только стоящий совсем близко мог бы расслышать его загадочное слово:
— «Каравель»?
— Ну… да! — прошептала в ответ Морин. — Хотя я должна работать.
— Но ведь вы не его… Я имею в виду, не его сек… Не важно. Вы говорили мне…
Морин поспешила вперед, бросив взгляд на Полу. Вид с балюстрады ослепил ее, несмотря на уродливо торчащую водонапорную башню.
— Комендант Альварес, — сказала она, — водил нас на восхитительную прогулку по Олд-Маунтин-роуд. Оттуда открывается великолепная панорама города… Ой!
Морин умолкла, заметив усмехающегося полковника Дюрока. Альварес с деревянным лицом подошел к столу и отдал честь.
— Мисс Холмс, позвольте представить вам полковника Жоржа Дюрока, нашего комиссара полиции.
— Enchante, mademoiselle![35] — произнес Дюрок, поднося к губам протянутую руку девушки.
— Tres heureuse, monsieur![36] — Морин сделала удачную попытку присесть в реверансе. Ее школьно-колледжский французский слетал с языка гладко, словно во сне. Впрочем, Морин ощущала себя пьяной, хотя и не выпила ни капли.
При виде своего подчиненного полковник Дюрок вновь принял строгий вид, будучи ярым поборником дисциплины. Он сел на стул у плетеного стола и постучал по нему костяшками пальцев.
— Комендант Альварес!
— Да, сэр?
Полковник Дюрок решил говорить по-английски, хотя ставил себя в невыгодное положение на фоне безукоризненной речи подчиненного. Будь он менее поглощен своими мыслями, то заметил бы, что лицо Альвареса странно подергивается, как у человека, который вот-вот взорвется.
— Я нахожу, комендант, вашу идею маленького обмана, осуществленную в аэропорту, весьма неудачной. Поведение сэра Генри Мерривейла…
— Очень сожалею, сэр. П-поведение с-сэра Генри М-мер-ривейла…
То, что сделал Альварес, никто не мог от него ожидать.
Он начал смеяться как безумный. Сначала это был хохот во все горло, каким мы приветствуем ужимки братьев Маркс[37] или мистера Чаплина. Затем это приняло вид колик в животе — бедняга согнулся вдвое, сотрясаясь в судорогах смеха и одновременно пытаясь произнести слова объяснения. Все были изумлены.
— Комендант! — рявкнул шокированный полковник, стукнув кулаком по столу.
Альварес сделал героическую попытку выпрямиться.
— Я с-сожалею! — заикался он. — К-конечно, у меня такое же д-детское чувство юмора, как у арабов. Однако видеть сэра Генри М-мерривейла, втаскиваемого в двери аэропорта этими леди и мною, но п-продолжающего выкрикивать арабские ругательства-Щеки коменданта снова вздулись. Прислонившись к столу, он расхохотался прямо в лицо взбешенному полковнику.
