В общем, информация требовала образования, потому что про музыку «Ой!» Глебка и слыхом не слыхивал, а при словах о рабочем классе вообще начинал соображать с трудом, потому что никто им в школе, например, про это не растолковывал, и как-то заранее эти слова отшибали нутро.
Глебка подумал про себя, про маму и бабушку: а мы-то кто? Бабушка из крестьянок, мама массажистка, значит, медик. Борик был военным, а он вообще никто – простой ученик. В общем, никакие они не рабочие, а просто, может быть, работники. Вот Аксель – да. Он на этом заводе вкалывает, сборщик знаменитых автоматов. А все остальные к рабочему классу не относятся – ни братья, вышедшие из торгашей, ни Хаджанов, ни Марина.
Где он, этот рабочий класс, в их рабочем городке? И какие тут у них скинхеды?
Глебка усмехнулся, словно в зеркало на себя глянул: ишь ты, как зарас-суждал! Наверное, потому, что книг много начитался.
Ему казалось иногда, что зря тратит время на это чтение. Однако, перебравшись во взрослую библиотеку, куда когда-то приходил с Бориком искать знания про соловья и где Марина работала, он понял, что ему стало одолевать все это гораздо легче. Он уже знал многие взрослые и даже казенные выражения, не говоря про важные слова и их смысл. Например, ясно знал, что такое фашизм. И антифашизм. И знал, что означает слово расизм.
Знать-то знал, но и только. Все это было где-то далеко от их Краснопо-лянска. Даже от их главного города и, может быть, от всей России – какой у нас фашизм и антифашизм? Какой расизм?
Разыскивая сведения о скинхедах в интернете, он усмехался их детским слабостям – они, оказывается, имели свой стиль одежды «boots and braces», что переводится как «ботинки и подтяжки». Тут же вычитал, что форма эта постепенно менялась. В моде стали, кроме подтяжек, армейские брюки, ботинки Dr. Marten's, куртки Harrington, костюмы из переливающейся на свету мохеровой ткани – Tonic suits. Но главный шик – короткая прическа с выбритым пробором.
Он представлял себя хоть и не в чудных этих одеждах, то хотя бы с пробритым пробором, даже попробовал нарисовать некую отвлеченную голову с белой полоской, подошел к зеркалу, поглядел на себя, да ничего не выглядел – в ответ ему смотрел худой, обросший космами серенький чувачок.
На другой же день, после школы, он отправился в парикмахерскую, чтобы постричься.
Нет, все-таки и в Краснополянске жизнь обладала новой, невиданной прежде энергией, и сюда добралась всякая дрянь, которой славились большие города. Во-первых, с него содрали аж три сотни, в переводе почти десять баксов за стрижку, нарисованную им карандашом на листочке бумаги. Единственное, что долго смущало парикмахера – прыщавого, длинноносого парня, который изо всех сил старался быть старше своего возраста, – есть ли у клиента такие деньги.
