Майор медленно шел навстречу Борису и протягивал ему его скрипку. А что? Одни водят смычком, извлекая прекрасные нежные звуки, а другие… то ж, разве это не умение, достойное мужчины?
Вернулся Глебка с мишенью Хаджанова: никогда раньше майор не стрелял так кучно! Часто говаривал: какой я стрелок, так, служащий тира, обслуга, и вот – на тебе!
Боря невольно восхитился:
– Ого! Это вам надо на соревнования! Гордеевич то ли всхлипнул, то ли пропел, хохотнув:
– Отстрелял! Я свои! Хризантемы в саду!
Боря улыбнулся: слыхал как-то этот цветочный романс.
– Сейчас твое время! – строго уже заявил майор. – Вот увидишь! Это твоя судьба, как солдат в строю, делает шаг вперед. Твоя. Понял?
Боря смеялся – разве спорят в такие минуты?
– Ну, бери! Заряжай… Целься…
Он взял винтовочку – желтенькую, легкую, словно поющую, заглянул в оптический прицел и сам едва не запел от восторга: оптика удивительно приблизила десятку, мушка застыла, он едва прикоснулся к спуску, как раздался хлопок. Посмотрел в прицел – пуля ушла на три часа, куда-то в район семерки. Причину он уже знал – слишком легок спуск, не ожидал. Второй выстрел был точнее: девятка, на те же три часа, сказал об этом Хаджа-нову, чуточку поправили прицел.
Оставшиеся восемь патронов изрешетили центр.
Когда оценили сумму, довольный майор задумчиво проговорил:
– Ну вот, есть у нас с тобой и скрипочка, дружок. Для твоего первого концерта. – Вздохнул. – Но соревнования-то проводятся с прицелом диоптрическим.
Рассказал, как еще по дороге в Москву зашел в областной спорткомитет, узнал, бывают ли тут соревнования по стрелковому спорту, встретился с каким-то дядькой. Выяснилось, что он отставной полковник, спец по стрелковому оружию и помогает этому комитету устраивать разные соревнования, бывает на них главным судьей.
Фамилия у полковника была смешная и ласковая – Скворушкин, да и сам он, утверждал Хаджанов, был ласковый и мягкий. Они зашли в кафешку, заказали по сто грамм поддельного коньячку, и Скворушкин с радостью обещал включить Бориса Горева на соревнования юниоров, которые будут проходить в сентябре параллельно со взрослыми стрельбами. Даже записал фамилию, имя и отчество Бориски на обрывке газеты, сложил в бумажник. Да и выдвигает-то его серьезное заведение – районное отделение РОСТО, да и военный санаторий не какой-нибудь там любительский кружок.
После таких известий Борис стрелял по три раза в день: с утра, днем и под вечер. Делал до десяти серий за тренировку. Гильзы только летели. И не приходил ему на ум, уже взрослому парню, вопрос, откуда же деньги-то на патроны? Ведь он расстрелял их только в августе не сотни, а целые тысячи.
