Весь авиационный мир заволновался и заговорил о продавшем знаменитом Бэни Эйельсоне. Во всех странах были напечатаны большие тревожные статьи о пропавшем Бэни, том самом Бэни, который в свое время сделал с капитаном Вилькинсом столь нашумевший перелет из Аляски на Шпицберген и имел высший международный переходящий приз за свои полярные полеты.
В это время наша общественность и наши летчики также не могли остаться в стороне. Газеты сообщали:
«Летчик Чухновский со своей машиной и экипажем с экстренным поездом выехал в Красноярск, чтобы оттуда лететь на розыски Эйельсона и Борланда… Летчик Громов готовит свой аппарат, чтобы начать поиски в южном направлении… Нашим летчикам, работающим по переброске пассажиров «Ставрополя», правительством дан приказ немедленно приступить к поискам американцев».
И еще через несколько дней.
«Американский самолет найден разбитым… Героическая работа розыскной группы под руководством пилота Слепнева и его помощника Фариха… Трупы Борланда и Эйельсона найдены в 50 футах от разбитого самолета…»
Потом некоторый перерыв в известиях и последнее:
«Тела погибших летчиков в сопровождении нашего самолета СССР-177 доставлены в Америку… Торжественные встречи наших пилотов в Америке, Японии, на Гавайских островах…»
С каждым известием о наших летчиках я гордился ими и радовался, что они достойно держали наше знамя, и все с большим нетерпением ожидал возвращения Фариха.
В июне они вернулись в Москву. На другой день своего приезда Фарих бросил на мой стол кипу фотографий, несколько исписанных тетрадей и сказал: «Вот тебе мои дневники и записки, здесь вся наша экспедиция. Чего нахватает, расскажу на словах… Можешь не переводить. Контакт?» Я как всегда ответил: «Есть».
Моя текущая работа отъехала на задний план. Мне вдруг остро захотелось мысленно пройти с начала и до конца весь трудный и славный путь наших самолетов. Мне захотелось шаг за шагом восстановить всю экспедицию, вписавшую новую страницу в историю авиации. Я хочу, чтобы читатель в будущем, прочтя коротенькую газетную заметку о новом перелете или новой воздушной экспедиции, хотя бы немного понял, с каким трудом и усилиями даются летунам эти строчки.
Предо мной лежит дневник. Три мелко исписанные тетради. К одной из них на тонкой резинке от амортизатора привязан обгрызанный карандаш. Все записки сделаны неразборчиво, наспех. Некоторые буквально на лету. Почти все листы пестреют дактилоскопическими отпечатками грязных пальцев. Часть страниц во второй тетради залита машинным маслом.
