Мать раза два заглядывала, спрашивала: не перепутала ли она время, точно ли пригласила к четырем? Но Лиза отвечала, что он сам просил назначить обед на четыре, чтоб успеть в театр.
Прошло еще полчаса…
Отец Лизы, привыкший обедать в определенное время, не выдержал и громко, так, чтоб услышала Лиза, крикнул из кабинета:
– Ну, мать, вы с Лизой как хотите, а я больше не могу… Вели подавать…
Лизу тоже звали к столу, но она отказалась и, закрывшись в своей комнате, продолжала ходить, чутко прислушиваясь – не позвонят ли…
Лишь в восьмом часу, когда в театр идти уже было поздно, послышался знакомый голос в передней; и к Лизе, не снимая плаща, вбежал Стрешнев. Он глубоко дышал, лицо пылало, глаза светились.
– Лизок, милая, прости великодушно, я не мог… Случилось такое, чего я никак не ожидал… Я прибежал, чтоб извиниться и обрадовать тебя… Собирайся!
– Я давно готова! – стараясь казаться спокойной, сказала Лиза. – Жду тебя.
– Да нет, не то… Надень что-нибудь попроще. Мы идем в другое место… Знаю, ты будешь обрадована.
– Куда же?
– На тайную сходку. Я встретил Николая. Мы почти два часа бродили по городу… Он пригласил обоих… Ты представить не можешь – будут выступать Перовская и Желябов.
– Что ты, Сережа, где же это? – сразу забыв все треволнения и обиды, спросила Лиза.
– Точно не знаю, но где-то близко… Нас ждет Николай.
– Неужели?! – воскликнула Лиза и, выпроводив Сергея в другую комнату, быстро стала переодеваться…
Кибальчич, Лиза и Стрешнев на цыпочках вошли в просторную комнату. Из-под широкого абажура висящей лампы падал мягкий желтоватый свет на одухотворенные лица людей, собравшихся за чайным столом.
В центре стояла девушка, вскинув красивую голову. Зеленоватая кофточка с белым воротничком и темная длинная юбка делали ее выше, изящней.
Рядом, облокотись на стол локтями и подперев подбородок сжатыми кулаками, сидел военный. По другую сторону самовара – пожилая женщина в очках и старик с длинной белой бородой в русской вышитой рубахе. Вокруг сидели и стояли еще несколько человек, похожих на разночинцев.
Девушка подождала, пока прикроется дверь, и, слегка вздохнув, продолжала читать страстно, вдохновенно:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Девушку обступили, пожимали ей руки. Старая женщина в очках подошла и поцеловала ее.
