– В чем именно?
– Да вот, хоть сегодняшний случай. Этот ужасный взрыв в Зимнем. Слышал, в подвале погибло много ни в чем не повинных солдат. Как подумаю, меня начинает трясти. К чему эти жестокие меры? Разве нельзя иначе? Зачем убивать государя? Он так много сделал добра.
– Кому? – нахмурясь, спросил Кибальчич.
– Как, ты отрицаешь? Но ведь он же отменил крепостное право. Недаром же его называют «царь-освободитель»!
– Это Александр Второй сделал не из добрых побуждений, а из боязни революции. Он сам говорил дворянам: лучше отменить крепостное право сверху, чем дожидаться, пока оно будет отменено снизу.
– Положим, так, – возбужденно продолжал Сергей. – Ну, а учреждение земств, а введение в России высшего образования для женщин? А завоевания?
– Свои благодеяния царь утопил в крови революционеров и лучших людей России. Кто устроил позорную казнь Чернышевского? Кто построил виселицы по всей империи? Что молчишь? Он не царь-освободитель, а царь-деспот! Царь-тиран! Казненные им вопиют о мщении, и возмездие должно свершиться!
Сергей обхватил голову руками:
– Но это ужасно, ужасно!
Кибальчич встал, прошелся и, сев на диван рядом со Стрешневым, обнял его:
– Сережа, милый мой друг! Нельзя быть таким сентиментальным. Революционная борьба непреклонна. Она не знает компромиссов и жалости. Порой я сам сомневаюсь, верный ли путь борьбы избрала партия «Народная воля»? Но я решительно за то, чтоб не склонять головы пред деспотом, а вступить с ним в бескомпромиссную схватку. Партия «Народная воля» не раз призывала царя к благоразумию и милосердию. Но царь продолжал тиранствовать, и партия решила его казнить. За сегодняшним взрывом несомненно последуют другие… И тиран будет уничтожен!
Сергей схватил руку Кибальчича:
– Прости, Коля. У меня бывают минуты слабости. Но ты верь мне и, как другу, скажи: сегодня наши устроили взрыв?
– Со временем ты узнаешь все. Но сейчас и я твердо не знаю… Да и лучше совсем об этом не говорить. Стены тоже имеют уши…
– Конечно, я понимаю, Николай…
– Вот и славно! Давай укладываться. Утром мы оба должны быть бодрыми. Еще неизвестно, как обернутся события.
Оттого ли, что в комнате было сыро и прохладно, или знобило от нервного напряжения, но только Стрешнев долго не мог заснуть: ворочался, вздыхал.
– Тебе, Сергей, нехорошо? – участливо спросил Кибальчич.
– Нет, нет, Коля. Все превосходно. Я счастлив, что мы встретились.
– Однако не спишь…
– Так, разные мысли… Вот не успел спросить, как у тебя с содержанием? Получаешь субсидию или приходится перебиваться?
