– Граф сейчас же начнет заигрывать с либералами, – с ехидной усмешкой заметил прокурор.
– Не думаю-с… Впрочем, для видимости – возможно… Но главная задача графа, господа, – басил сенатор, – твердость государственной власти. Уж он заставит мазуриков трепетать. Да-с, заставит! Я знаю графа.
– А что, Аристарх Аристархович, – прервала Алиса Сергеевна, улыбнувшись, – злоумышленника еще не поймали?
– Ускользнул, разбойник. Ускользнул и сумел замести следы.
– Да-с… Однако это же конфуз, господа, – картинно развел руками Верховский, – конфуз и позор для всей России.
Все посмотрели на прокурора. Тот пощипал бритый подбородок, сухо кашлянул в платок:
– Не все сразу, господа. Не все сразу. Преступника ищут, и я надеюсь, он скоро будет схвачен.
– Н-да-с, когда рак свистнет! – съязвил сенатор и глухо засмеялся. – Я бы давно разогнал всю полицию, если бы моя власть… – Он сердито огляделся и стал есть.
– А я слышал, что будто бы напали на верный след, – сказал Верховский.
– Да, да, рассказывают, что будто бы взялись за тех террористов, – прожевывая кусок телятины, опять заговорил сенатор, – которые еще раньше были пойманы с динамитом. Этого Квятковского, Преснякова и прочих…
– Вот, вот, именно о них я и слышал, – ухватился за его фразу Верховский.
– Слухи идут, только я не очень верю… Впрочем, эти дела, господа, лучше знает Федор Кузьмич, – кивнул сенатор на прокурора, – это в его компетенции.
Прокурор пожевал тонкими губами, но промолчал.
– Голубчик, Федор Кузьмич, – взмолилась хозяйка, – ну не мучьте же, ведь здесь все свои.
– Г-м… Собственно, что сказать?.. Пока известно лишь заключение экспертизы, утверждающее, что отобранный у преступников динамит не иностранного и даже не фабричного изготовления.
– Помилуйте! Неужели делают сами? – всплеснула руками Алиса Сергеевна.
– Вероятнее всего! – Прокурор саркастически скривил тонкие губы: – Есть предположение, что теперь этому делу будет дан новый ход.
Стрешнев почувствовал, что побледнел, и скорей начал есть, чтоб не выдать волнения. Но маленькие острые глазки сенатора уже давно наблюдали за ним.
– Позвольте, господа, позвольте, – заговорил он, высоко поднимая вилку. – Я думаю, что главное зло – в нигилизме. Все беды от этого. Им, этим нигилизмом, буквально заражены молодые люди… Э… да вот, к примеру, хоть вы, хе-хе, – он повел носом в сторону Стрешнева, – здесь все свои, да-с… стесняться нечего. Ну-с, признайтесь, молодой человек, хе-хе, симпатизируете вы нигилистам?
