Во-вторых, усложняется правовая система. Есть определенные границы детализации законодательных актов, за пределами которых она теряет смысл и закон становится сборников казусов. Гегель справедливо замечал, что «в частном праве так называемое совершенство есть постоянное приближение»[53]. В настоящее время невозможно дать в федеральных законах и иных нормативных правовых актах полную и исчерпывающую кодификацию всего законодательного материала, решить все возможные вопросы, особенно взаимодействия с другими правовыми актами. Поэтому судебный прецедент выполняет важнейшие функции, ориентируя субъектов гражданского оборота и нотариусов на вполне определенные варианты правопонимания и правоприменения.
Практика международных органов правосудия. Первостепенное значение приобретает международная судебная практика, выраженная в судебных актах Европейского суда по правам человека. В Федеральном законе от 30 марта 1998 г. «О ратификации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод» содержится заявление о признании обязательными для Российской Федерации как юрисдикции Европейского суда по правам человека, так и решений этого суда, а также заявлений о праве российских граждан на обращение в названный суд за защитой своих нарушенных прав в течение шести месяцев после того, как исчерпаны внутригосударственные средства защиты этих прав.
При этом обязательное значение имеют не только те решения, которые были вынесены против Российской Федерации, но и в целом вся практика Европейского суда по правам человека, независимо от того, кто выступал в качестве заявителя – российские либо иностранные лица, в которой выражена его правовая позиция по тем либо иным вопросам толкования и применения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Не имеет также значения и сфера решения – касается ли оно результатов правоприменительной деятельности судов общей юрисдикции либо арбитражных судов[54]. В частности, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, регулирующая право на справедливое судебное разбирательство, распространяется на все имущественные иски, основанные на предполагаемом нарушении имущественных прав, независимо от того, в соответствии с каким законом (гражданским, административным и т.д.) должен быть разрешен спор и какой орган компетентен его рассматривать[55].
Например, для нас значима позиция такого международного органа правосудия, как Европейский суд по правам человека, касающаяся нотариата. В решении Европейского суда по правам человека от 3 апреля 2001 г. по вопросу приемлемости жалобы N 44319/98, поданной О.В. Романовской против Российской Федерации, Суд отметил, что конвенционные органы последовательно не признавали исполнительно-регулятивные органы профессиональных структур, создаваемых лицами так называемых свободных профессий, в качестве ассоциаций (объединений) по смыслу ст. 11 Конвенции (см. Постановление Европейского суда по правам человека по жалобе «Ле Конт, Ван Левен и Де Мейер против Бельгии» («Le Compte, Van Leuven and De Meyere v. Belgium») от 23 июня 1981 г., Серия А. N 43. С. 26 – 27, 64 – 65, касающееся Ордена врачей; а также Постановления по жалобам N 14331/88 и 14332/88 «Ревер и Легаллэ против Франции» («Revert and Legallais v. France»). D.R. 62. С. 309, относительно Ордена архитекторов; N 13750/88 «А. и другие против Испании» («A. and Others v. Spain»). D.R. 66. С. 188, по вопросу коллегий адвокатов).
