На лестнице Мэн-кэ вдруг услышала плач Ли-ли. Она побежала к ней и увидела там жену двоюродного брата с покрасневшими глазами. Та по-видимому плакала, а Ли-ли лежала на кровати и кричала, дрыгая ручками и ножками.
При виде Мэн-кэ жена брата обняла ребенка и сказала, что у Ли-ли болит живот. Ли-ли притихла было на руках у матери, но затем снова раскапризничалась и принялась колотить ее в грудь кулачками.
Мэн-кэ предложила жене двоюродного брата пойти в кино, но та отказалась под предлогом, что нянька ушла и не на кого оставить ребенка.
Мэн-кэ пошла разыскивать Я-наня, но слуга сказал, что он ушел сразу после ужина.
Пришлось идти в кино вдвоем с Сяо-суном. Они отправились в гараж «Летающий Феникс» и взяли машину.
Они немного опоздали, сеанс уже начался. Сяо-сун достал карманный электрический фонарик, и при его свете они пробрались в боковую ложу, с самого края.
Усадив Мэн-кэ. Сяо-сун придвинул вплотную к ней мягкий стул и сел. В этот момент на экране появился какой-то толстяк в халате. Он летел в самолете; сначала внизу промелькнуло море, потом проплыли горы, и, наконец, самолет стал кружиться над городом.
Мэн-кэ недоумевала: что это такое?
Сяо-сун наклонился к ней и шепнул на ухо:
– Фильм еще не начался.
Мэн-кэ вовсе не хотелось смотреть на толстяка. Она стала оглядываться в поисках чего-нибудь интересного. Сквозь голубой тюлевый занавес на возвышении, где расположился оркестр, струился мягкий электрический свет. На балконе и в партере смутно виднелись плотные ряды годов. Из соседней ложи доносился густой аромат духов. Сидевший сзади мужчина сопел и притопывал ногой в такт оркестру.
Когда же наконец на экране появилась каменная лестница и на ней – женщина в длинной черной юбке, Мэн-кэ больше не отрывала глаз от экрана: она вспоминала прочитанную книгу, забыв, что перед ней артистка, и вместе с ней переживала ее горе, будто собственное.
Временами, чувствуя на себе пристальный взгляд брата, она шептала:
– Как трогательно! Ты только посмотри!
– Да, и в самом деле трогательно! – отвечал он.
Мэн-кэ и в голову не приходило, какой смысл вкладывал он в эти слова.
Вдруг в самый, как ей казалось, интересный момент оркестр умолк, и в зале стало ослепительно светло. Начался антракт.
Сяо-сун опросил, не желает ли она выпить кофе. Она покачала головой. В ее воображении мелькали тонкие брови, большие глаза, стройная талия, горькая усмешка…
Протиснувшись сквозь толпу в фойе, Сяо-сун вышел наружу проветриться – духота в зале его утомила. К его возбуждению прибавилась тревога: он понимал, что развязностью можно испортить все дело, тем более если девушке не свойственно кокетство.
