Оливия добавила в тарелки девочек по ложке сиропа и по куску масла, и те без возражений доели кашу.
Час спустя Оливия запрягла Келли в фургон, чтобы снова отправиться в город. Забравшись на козлы, она сказала:
– Бекки, не забывай заглядывать к мистеру Бранигану каждые полчаса. Он будет спать почти все время, но если проснется, то попытайся напоить его чаем из ивовой коры. А если он не захочет его пить, то, по крайней мере, дай ему побольше воды. И немного мясного бульона, что варится на плите, поняла?
Беки кивнула, и ее хорошенькое личико стало очень серьезным – она сознавала, какая ответственность ложится на нее.
– Хорошо, мама.
– Я вернусь к полудню. – Оливия дернула за поводья, и фургон тронулся с места. – И не пускай девочек к нему в комнату. – Прокричала Оливия, обернувшись.
В следующее мгновение фургон свернул за дом и покатил по обсаженной дубами дорожке, ведущей к проселочной дороге. Миновав лесопилку, принадлежавшую Вернону Тайлеру, Оливия свернула к баптистской церкви, въехала в центр города и вскоре остановилась у лавки. Спрыгнув на землю, она взяла с сиденья корзинку с яйцами и поднялась по ступенькам. Открыв дверь лавки, увидела стоявшую за прилавком Лайлу Миллер.
– Здравствуй, Лайла. – Оливия поставила корзинку на прилавок.
Женщина улыбнулась ей.
– Ах, Оливия, почему тебя не было в церкви в воскресенье?
– Дома было множество дел, и я не смогла выбраться в город. Как поживаешь, Лайла?
– Ох, все бы хорошо, если бы не эта ужасная жара, – со вздохом ответила женщина и тут же принялась обмахиваться свежим номером модного журнала.
Оливия осмотрелась, но мужа Лайлы не заметила. Зато в лавке был их пятнадцатилетний сын Джеремайя, выставлявший на полки банки со сгущенным молоком.
Мальчик кивнул ей:
– Доброе утро, мисс Оливия. Как там Бекки?
Оливия улыбнулась. Джеремайя и Бекки дружили, и она знала: наступит день, когда их дружба, возможно, перейдет в нечто большее. И ей почему-то казалось, что Джеремайя сможет стать хорошим мужем для Бекки.
– У нее все хорошо, – ответила Оливия. – Я передам ей, что ты о ней спрашивал.
Снова повернувшись к Лайле, она спросила:
– А Стэнанет?
– Он поехал в Монро. Зачем он тебе?
– Да вот… – Оливия кивнула на корзинку с яйцами. – Мне нужны припасы, и я надеялась обменять яйца на то, что мне нужно. У меня в фургоне есть еще консервированные персики.
Взгляды женщин встретились, и Оливия тотчас же поняла, о чем подумала Лайла. Конечно же, она вспомнила тот день, когда из Геттисберга пришли списки павших и когда они плакали вместе. Оливия оплакивала своих двух братьев, а Лайла—старшего сына. Подобные вещи значат очень много, но Вернон никогда не сможет это понять.
