Ее горячая мамочка | страница 9
– Причем, за копейки! Не хочется смотреть на Кремль – пожалуйста за МКАД! За кольцевую, Диночка, к Ашану, к таджикам! Еще раз говорю – мы такие преференции, а вы нам в ответ? Гадюшник!
– Я не говорила такое!
Марина Евгеньевна шепотом уговаривает:
– Подожди, Диночка, я сама. Оставь это мне…
Пална:
– Через дорогу детский центр «Танцевальный Малыш»…
Долгопят:
– …во дворах детский сад «Знайка и Умейка»…
Пална:
– …ниже школа 461 с оздоровительным уклоном… Правильно, Сычев?
– Ну, ел-палы… Мелкие всякие копошатся… как блохи…
Долгопят стал строг и политически вдруг ориентирован:
– Повернул направо, вот он Кремль, вот он Путин! А тут что? Хочу, простите…
Кладет палец в рот, сосет. Смешки молодых девчонок.
– Да что вы заладили – Путин, Путин… Там не Путин, кстати, а Медведев.
Долгопят поправляет медаль:
– Если вам Путин ничто, то нам – что! Не пустой звук.
Сычев тоже возмущен:
– Ну, ел-палы… Путин… Медведев…
Девушку на дороге готов обидеть всякий, тем более, если она хороша собой, умна, воспитана, – тем более, если она едет в храм с благой целью: в очередной раз попытаться причастить бабушку, вернее, добиться хотя бы исповеди от нее.
Хамских приемчиков обидеть девушку много, но нынче – новшество, о котором Дина незамедлительно оповещает мать.
– Мама, ты смотри, он презерватив показывает! Козел, сдвинься вправо!
Галкина заботливо подсовывает Анастасии Егоровне открытую брошюрку «Помоги, Господи, изжить гордыню».
Наставляет:
– Почитай на этой странице… Уйдет гордость… Сейчас исповедуешься, потом причастишься, и перестанешь наконец драться…
Анастасия Егоровна послушно кивает.
Галкина возвращается к прерванному разговору:
– В сорок два года…
Дина поправляет:
– В сорок два с половиной!
– В сорок два года…
– В сорок два с половиной!
– Зачем ты опять хочешь сказать, что старая? А ты… ты наглая молодая кобыла! Наглая и безмозглая!
– Ну ладно, мама, забыли. Но ты скажи, какая может быть жизнь после сорока? Одни слезы!
Закипает:
– Козел, сдвинься вправо! Мама, ты смотри, он опять презерватив показывает!
Кричит:
– Знаешь куда его засунь?! Не знаешь? Значит, Бог ума не дал!
Раздраженно возвращается к прерванному разговору:
– Ну и какая жизнь после сорока? Тут и в двадцать-то никакой… одни нервы вот с такими уродами…
Она сует в окно фак.
– Доживешь – поймешь. Не только слезы.
Мечтает:
– Я вижу ребеночка… Я неотступно вижу ребеночка… Вот он кричит: «Мама, посмотри у меня во рту… Я съел какую-то бяку… Мама, не тупи, давай быстрей!»