Чем груды эти выше, тем возможнее обвал: достаточно какой-нибудь консервной банке, старой шине или бутылке, выскользнувшей из плетенки, покатиться в сторону Леонии — и лавина непарных башмаков, календарей минувших лет, засушенных цветов накроет город его прошлым, которое он тщетно пытался оттолкнуть, в соединении с прошлым наконец очистившихся сопредельных городов, и этот катаклизм сравняет отвратительные горные цепи, уничтожит все следы большого города, без устали менявшего наряды. В ближних городах уже готовят катки, чтоб разровнять поверхность, присоединить се к своим владениям и, тем самым расширив собственные территории, подальше отодвинуть новые помойки.
ПОЛО: —...Может быть, эти террасы выходят лишь на озеро нашей памяти...
КУБЛАЙ: —...и как бы далеко ни заводили нас наши многотрудные судьбы полководцев и негоциантов, оба мы храним в себе эти безмолвие и полумрак, эту беседу, прерываемую паузами, этот всегда неизменный вечер.
ПОЛО: — А может быть, наоборот: те, кто не жалеет усилий в биваках и портах, лишь потому и существуют, что мы думаем о них, застыв здесь за бамбуковой оградой.
КУБЛАЙ: — И нету ни усталости, ни ран, ни криков, ни зловония — лишь этот куст азалии.
ПОЛО: — И носильщики, каменотесы, мусорщики, чистящие цыплячьи потроха кухарки, склоненные над камнями прачки, матери семейств, помешивающие рис, кормя младенцев грудью, потому и существуют, что мы думаем о них.
КУБЛАЙ: — По правде говоря, я никогда о них не думаю.
ПОЛО: — Тогда их и не существует.
КУБЛАЙ: — Нет, такое предположение нам не подходит. Ведь без них мы никогда бы не могли вот так покачиваться в гамаках.
ПОЛО: — Что ж, отвергаем его. Тогда, наверное, наоборот: эти люди есть, а нас не существует.
КУБЛАЙ: — Мы доказали: если бы мы были, нас бы не было.
ПОЛО: — Подтверждение налицо.
