— Нет. Нет, конечно. Но я чувствую, как во мне что-то изменилось.
— За восемнадцать часов?
— Да, Я чувствую... У меня такое ощущение, будто меня преследуют, — сказала она, замявшись.
— Но это ты меня пригласила, Бренда.
— Почему ты всегда вредничаешь, а?
— Разве? Я не хотел. Честное слово!
— Нет, ты хотел! «Это ты меня пригласила, Бренда»... Ну и что? — сказала она. — Это вовсе ничего такого не означает.
— Извини.
— И хватит извиняться. Ты это делаешь автоматически, не вкладывая в слова никакого смысла.
— Ну, теперь ты вредничаешь.
— Вовсе нет. Я просто констатирую факты. Давай не будем спорить. Ты мне нравишься. — Она повернула голову в мою сторону и на мгновение затихла, словно тоже принюхивалась к летнему аромату своего тела. — Мне нравится твоя фигура, — добавила Бренда. Тон ее, как водится, был настолько констатирующим, что я даже не смутился.
— Почему? — спросил я.
— У тебя такие красивые, мощные плечи. Ты занимаешься спортом?
— Нет, — ответил я. — Просто мои плечи росли вместе со мной.
— Мне нравится твое тело. Оно прекрасно.
— Рад слышать, — сказал я.
— А тебе мое тело нравится?
— Нет, — ответил я.
— Тогда я беру свои слова обратно, — сказала Бренда.
Я поправил ей волосы, зачесав за ухо длинный локон. Некоторое время мы сидели молча.
— Бренда, — сказал я наконец, — ты до сих пор ничего не спрашивала обо мне.
— Как ты себя чувствуешь? Хочешь, я спрошу тебя: «Как ты себя чувствуешь?»
—Да, — ответил я, принимая предложенный мне отходный маневр, хоть и по иным, нежели она предполагала, причинам
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне хочется поплавать.
— Давай поплаваем, — согласилась Бренда.
И остаток дня мы провели в воде. В бассейне было восемь дорожек, и к четырем часам, по-моему, не осталось ни одного уголка на дне бассейна, куда бы мы не нырнули, почти касаясь черных разделительных полос руками. Время от времени мы вылезали из воды, ложились в шезлонги и пели друг дружке умные, нервные, нежные дифирамбы о своих чувствах. По сути, у нас и чувств-то этих не было до того момента, пока мы не заговорили о них вслух, — за себя, по крайней мере, ручаюсь. Называя чувства, мы создавали и обретали их. Мы взбивали наше странное, незнакомое прежде состояние, в пену, напоминавшую собой любовь, не дозволяя себе при этом слишком долго играть в эту игру и болтать о ней, дабы пена не растаяла и не улетучилась. И потому мы чередовали водную гладь с шезлонгами, разговоры с тишиной — что в сочетании с высокими крепостными стенами, которые отделяли эго Бренды от ее знания о нем, и с моей нервозностью, — позволяло нам успешно коротать время.
