На улице дул «солано». Спелые черные оливки падали с остролистых деревьев и лопались на солнце. Из апельсиновой рощи за лазаретом доносился аромат цветущих деревьев. Иссушенная солнцем земля трескалась от зноя. Когда Фрэнсис вошел в белую комнату с величавыми колоннами и пустыми темными полированными скамьями, казавшимися прохладными, он был внешне совершенно спокоен. Черная шерстяная сутана подчеркивала его худобу. Коротко остриженные волосы и тонзура усугубляли темноту его глаз и подчеркивали замкнутую сдержанность юноши.
Руки его были странно неподвижны.
Перед ним на возвышении, предназначенном для главных участников диспутов, стояли четыре стола. За ними сидели отец Тэррент, монсиньор Мак-Нэбб, отец Гомес и дьякон Мили. Все взгляды устремились на него, в них Фрэнсис прочитал и осуждение и огорчение. Он опустил голову, а Гомес, руководитель новициев, скороговоркой зачитал обвинение. После наступившего молчания заговорил отец Тэррент.
— Как вы это объясните?
Несмотря на спокойствие, которым Фрэнсис как бы отгородился от всего, он вдруг начал краснеть. Голова его все еще была опущена.
— Я пошел гулять, — такой ответ прозвучал малоубедительно.
— Это достаточно очевидно. Мы пользуемся своими ногами независимо от того, хороши или дурны наши намерения. Вы совершили явный грех, покинув семинарию без разрешения. Были ли у вас при этом какие-либо дурные намерения?
— Нет.
— Употребляли ли вы спиртные напитки во время вашего отсутствия?
— Нет.
— Посещали ли вы бой быков, ярмарку, казино?
— Нет.
— Общались ли вы с женщинами легкого поведения?
— Нет.
— Тогда что же вы делали?
Снова наступила тишина, затем еле слышно прозвучал невнятный ответ:
— Я же уже сказал вам. Но вы все равно не поймете. Я… я пошел гулять.
Отец Тэррент неприятно улыбнулся.
— И вы хотите, чтобы мы поверили, что вы провели целых четыре дня, расхаживая по округе?
— Ну… фактически так оно и было.
— И куда же вы в конце концов пришли?
— Я… я пришел в Коссу.
— В Коссу! Но ведь это за пятьдесят миль отсюда!
— Да, вероятно.
— Вы шли туда с какой-нибудь определенной целью?
— Нет.
Отец Тэррент закусил тонкую губу. Он не выносил сопротивления. Ему вдруг страстно захотелось пустить в ход дыбу, колодки, колесо… Не удивительно, что в Средние века прибегали к помощи этих орудий. Бывают такие обстоятельства, когда это вполне извинительно.
— Я думаю, Чисхолм, что вы лжете.
— Зачем мне лгать вам?
Тут дьякон Мили издал приглушенное восклицание. Его присутствие здесь было чисто формальным. Он, староста, сидел здесь как символ, выражающий мнение семинаристов. Но он не мог удержаться и горячо попросил:
