Раскрыв ладонь навстречу, кузнец не сводил глаз с мчащегося к нему диска. Выждав до последнего мгновения, быстро отшагнул вбок и резко махнул рукой вниз, будто стряхивал воду на то место где только что стоял. Блистающий вихрь словно бы утратил направление. Вращение мгновенно прекратилось и лезвия с разгона врезались в землю.
Лохматый не торопясь присел, выдернул своё детище из дёрна и с грустью оглянулся на наблюдателей. Остолбеневшие же мужики, расшиперив пасти, контужено вытаращились за его спину и… в этот момент земля дважды вздрогнула. Все в молчании следили за опускающимся облаком, пока тишину не нарушил печальный голос кузнеца.
— Вот и дрова будут. Всяко польза.
Сотник со знанием дела цокнул языком.
— Лихая вещица. Небось намаялся пока совладать учился.
— Было, — согласился лохматый. — особенно пока останавливать приспособился. Не знаю как с руками остался. Благо краешком только и задевало.
Булан завернул рукав и показал жуткие шрамы, перепахавшие предплечье. Кузнецу явно везло. Ни один шрам не пересёк сухожилия, лишая пальцы подвижности. Извек покачал головой, невзначай глянул на свою руку в булатном наруче.[31] Булан усмехнулся.
— Ты думаешь я голышом это колечко покидывал? Ему же всё едино, что наручи, что наковальня. Всё, что на лету попадётся, сечёт легче, чем коса дождевые нити. На горы, правда не напускал, но разок, в степи, каменной бабе полбашки снёс. Ненароком конечно, просто в траве не разглядел. А рука цела оттого, они сами зависают над тем местом откуда посланы, но пока не собьешь, вертятся как бешенные, ни взять, ни остановить. Слушаются только когда ладонь издали почуют. Тогда выжидаю до последнего, да отмахиваю вниз. Как ладонь пропадает они уж не крутятся, стремятся уследить куда рука ушла, ну и тыкаются в землю. Без закрутки—то большой силы нет. Не страшнее простых клинков, правда хороших.
Потихоньку потянулись назад. Гомонили обсуждая увиденное, чесали в головах. Спорили возьмёт ли чудная вещь терем или, к примеру, лодью на воде. За разрешением споров обращались к кузнецу. Тот вздыхал, но старательно, как детям, разъяснял — что, сколько и как далеко секут Бивни. Народ потихоньку начал расходиться. Кузнеца с Сотником тоже повели устраиваться на ночлег, но Извек, сославшись на службу, с трудом попрощался с оставшимися и направился за Вороном. Не успел подойти к конюшне, как невыспавшийся мальчонка вывел бодрого осёдланного коня. Едва дружинник взобрался в седло, Ворон припустил резвой рысью.
