– Куда? – не поняла Нина.
– А никуда. Просто прогуляемся… вверх, к почте…
Приволакивая ногу, он жаловался на свою жизнь, на козни какого-то начальства, на сестру Алену.
– Дура, и все!
Выяснилось, что второй уже день он ночевал в бане. А сегодня пошел попросить у нее чего-нибудь поесть – не дала, чуть стулом не огрела.
– А посмотреть баню можно? – полюбопытствовала Нина.
– Конечно, – обрадовался Саня. – И даже нужно. Может, ее совесть прорвет перед людьми.
Они прошли по запустелому двору, огородом, по тропинке вышли к бане. На полке было набросано какое-то старое тряпье, разодранные болоньевые куртки. Широкая скамья у оконца была пуста. На узеньком подоконнике стояла свеча в банке и рядом старенький транзистор.
– Не дала, даже маленького кусочка не дала, – как-то незло теперь повторял Саня.
Чувствовалась, что он уже отупел от черствых деяний сестры – снял с плеча гитару и сел. Пахло терпко, пахло вениками, было сухо и вполне уютно.
– А что? – спросила Нина. – Вы баню вовсе не топите?
– А еще воспитательницей в садике работает, – заключил свою горемычную жалобу Саня, помотал головой. Потом ответил:
– Не топим, давно уже… Сестра к соседке ходит, а я у Семен Федорыча моюсь, когда запаршивлю….
Как нелеп был, в сущности, их случайный союз. Он ни на чем не основывался, но ей почему-то не хотелось, чтоб он распался.
– Я останусь здесь ночевать, места хватит, – вдруг заявила она; просто так, даже не очень-то уверенная, что не передумает.
– Оставайся, – согласился Саня без каких-нибудь особенных эмоций. – Ляжешь внизу, я тебе парочку фуфаек отвалю, точно…
Нина вытащила деньги и предложила сходить ему в магазин.
– Еще не закрыто? Купи хлеба, купи солянки, знаешь, такая бывает в стеклянных банках, еще чего-нибудь на свое усмотрение.
Саня, ничего не сказав, выполз из баньки.
Она легла на скамью. Сквозь маленькое квадратное оконце она видела небо. Оно было малиновое, легкое, – умирал, о, умирал красавец вечер… Вспыхивали первые звездочки, они были похожи на крохотные электрические лампочки. Нина улыбнулась долгой-долгой улыбкой.
Саня вернулся довольно скоро – приободренный, уже умявши треть булки. Он открыл банку, стали есть.
– У бабушки Камариной все купил, закрыт магазин…
– А ты меня действительно помнишь? – спросила Нина.
– Честное слово, помню, – горячо поклялся Саня, он как будто бы боялся уличения.
– Нет, ты можешь и не помнить, – пожала Нина плечами.
– Да помню я, честное крестьянское! – он ел быстро. – Ты еще такая была… ну, самая из всех красивая была… И платье у тебя было лучше всех… синее такое…
