Нина вошла в просторную избу, старуха Фирсова сидела за пустым столом.
– Привет, мама! – В крепкой сельской избе ее приветствие прозвучало наверно легковесно.
– Здравствуй, Нина, – старуха ответила сухо и как-то даже высокопарно.
Она неловко приобняла дочь, потом сказала:
– Поживешь в маленькой комнате, где гардероп…
Маленькая, затемненная палисадником комната с гардеробом, была самая уютная, как помнила она еще из детства. Нина вошла и остановилась у окна. В окно рвалась зелень – белый тюль не пускал ее. Нина отодвинула ткань, забросила се легкий шлейф на белый куст и спросила, как бы испугавшись того, что сделала что-то не так:
– Можно так, мама?
– Можно, – бесцветно отвечала старуха. – А чего же без вещей?
– Я ненадолго совсем. Да и нет у меня никаких вещей…
Это обстоятельство заставило старуху замкнуться.
– А я бы сейчас помогла чемоданы распаковывать… – проговорила она, будто бы обидевшись. Потопталась и ушла, проговорив:
– Буду чай накрывать.
…Еще одно обстоятельство тревожило старика Фирсова, надо сказать.
Дело в том, что в поселке гостило областное телевидение. Шли репетиции, готовились заснять на пленку передачу, которая называлась то ли «За чашкой чая», то ли «От всей души», то ли «После страды». Старики Фирсовы тоже были приглашены, старик Фирсов учил наизусть глубоко душевную речь, старуха тоже учила. Через день они ходили в Дом культуры на репетиции. Там молодой нагловатый режиссер вышагивал царьком между столами с чашками и самоварами, в которых пока, правда, не было чая, и с напором говорил:
– Главное, товарищи, в камеру не таращиться. Как будто бы вас никто не снимает. Сидим спокойно и достойно, руки на коленях, они отдыхают после тяжелого, самоотверженного труда…
Сельчане, – все в новых топорщистых костюмах, при орденах, медалях и других почестях, – сидели тяжело и чопорно: как один короткостриженые, крепкоголовые.
Это мимолетное обстоятельство весьма почему-то нервировало режиссера. Он закатывал глаза, задирал ввысь короткие и пухлые руки и капризно кричал в адрес бедолаги-оператора:
– Не надо с затылков! Не надо этого странного плана!
И поглядывал на сельскую публику, словно смотрелся в зеркало.
Теперь Фирсову казалось, что приезд дочери будет иметь какое-то неприятное влияние на будущую телепередачу, а может быть, и вовсе сорвет ее.
…Рассказывали старики за чаем про эту передачу степенно. Умолчали только об одном, что всех будут снимать с сыновьями, с дочерями, с зятьями, – в общем, богатые трудовые династии…
