– Ну так спускайся, чего там понявишь? Буду тебя обратно собирать к Макаровне – не взволновалась бы…
– Видишь, – обиделся Петрович. – Все говорит люблю, а сама работать заставляет… Какая ж это эротика?
– Ну и спускайся, – не без таинства молвил китаец и как бы даже без сочувствия. Дуреха стала просить:
– Дал бы китаезу позабавиться… сроду не видывала.
– К бабе не хочу, – всполошился китаец, – погубит она меня, и минуты не пройдет…
– Слышь, чего китаец говорит, – буркнул Петрович. – Бестолочь, говорит, ты…
– А он умнай? – возмутилась Кеня. – Вот к просу не пущу за слово такое противное…
«Поди объясни такой, что китаец жабу ест да ужом закусывает», – подумал Петрович, отправляясь руки помыть после возвращения.
Тут Кенька стала палкой в китайца тыкать, китаец захныкал, прячась в уголок.
– Ой, забавный какой, жабу ест, а глазенки узкие… А ну по палке влезь, бабезьян кривоногий!
Ткунала китайца в грудь, потом стала в пах больно ширять палкой, хихикая:
– А тут чего есть? Тут колбаска водится?
Китаец заверещал:
– Петровиса… Петровиса… Кеня тронет…
И дрожит весь китаец, махонький, скрюченный, в желтой ручке жабу зажал.
– Не трогай! – дал приказ Петрович.
– Чего это? – заспорила было Кеня, но отступилась. – Оставил бы мне китаезу… жуть как хочу пофулюганить…
– Господи… – захныкал и зашелестел Баунти. – Господи…
– Давай, собирай меня, – строг стал Петрович, выходя и вытирая руки. – Засиделся я здесь, голос у тебя больно громкий… Опять к Макаровне хочу да к своей…
– Будет тебе Макаровна, – светло улыбнулась Кеня. – Ишь, мужик грубай, а тоже чувство деликатное имеет…
Петрович был озабочен, стал перед дорогой хмур:
– Подарок приготовила?
– Возьми беленькую, что с Кащеем этим пить не стал, денег дам доллар целай; и письмецо возьми для ей сердечное от меня, с приветом…
– Положи… – кивнул Петрович. – И китайцу дай подарок…
Заботливо стала Кенька собирать «балетку» Петровича. Радостный китаец скачет рядом, то к балетке скакнет, а то снова на шею Петровичу, опасливо на Кеньку из-за шляпы габардиновой поглядывает, шепчет в ухо Петровичу:
– Повели, чтоб петушка красного положила на палочке и леденец большой-зеленый…
– Слон у вас где? – зазаботилась Кеня, точно кладя в «балетку» и петушка на палочке, и леденец большой-зеленый.
– Слон у нас в запасе, – отрезал Петрович. – Как надо будет, поедем – тебя не спросим.
– А что и ехать пора? – встрепенулся художник. – Плати мне лимон колониальный за полет континентальный!
