– Месторасположение кассового аппарата по чеку я еще не установил, – выдержав паузу, предупреждая следующий вопрос, доложил Георгиев.
– Тогда какого черта ты тут делаешь?
Взгляд Желябина был настолько серьезен, что любому другому могло показаться, будто у начальника «убойного» отдела не все дома. Однако Георгиев спокойно встал, почесал затылок и бросил:
– Меня один момент беспокоит, Кирилл…
– Какой? – не глядя на подчиненного, поинтересовался Желябин. – То, что в квартире доктора наук за год проживания не накопилось ни одного научного документа? Неужели не понятно, что он не жил в этой квартире, а те, что могли быть, – унесены? Так что оставь чеченцев в покое, Владик, и иди ищи кассовую машину.
Георгиев фамильярно оперся рукой на стол и никуда не уходил.
– Что еще? – довольный настойчивостью коллеги, пробурчал майор. – Тебя волнует, почему остались нетронутыми ценные вещи и деньги? Потому что у Головацкого должно было оказаться нечто, по сравнению с чем кошелек с евро и золотые «Буре» просто ничто. У серьезных людей серьезные запросы. Так что версию о коллективной попойке придется отбросить еще и потому, что в квартире нет ни намека на совместное распитие.
На этот раз Георгиев оперся на столешницу обеими руками.
– Я хотел бы знать, почему при росте в сто семьдесят – сто семьдесят три сантиметра господин Головацкий носил ботинки сорок четвертого размера. И почему в два часа тридцать четыре минуты он совершил какую-то покупку, потом умер в течение двадцати шести минут, а его обувь чиста и суха. На улице, пардон муа, сыровато…
Желябин оторвался от разглядывания собственной авторучки и поднял глаза на опера. Только сейчас он мог констатировать, что совершенно не обратил внимания на вид обуви профессора. За него это сделал воспитанный Уэллсом Георгиев.
– Ты уверен, что не ошибаешься?
Этот вопрос можно было рассматривать как посыл к обеим частям наблюдения, поэтому Влад тут же покачал головой.
– Сорок четвертый. Сухие и чистые. Я сам видел.
– Молодец, – нараспев похвалил Кирилл. И тут же, в третий раз: – Мне нужна кассовая машина.
Проводив взглядом Георгиева, Кирилл встал из-за стола и подошел к окну.
В Москве, в подъезде, забили металлическими прутами профессора математики. В Москве, в квартире, прирезали ученого, преподавателя Бауманского университета. В Питере, на аллее, убили и ограбили физика-«ядерщика». Унесли портфель с лекциями из института. В Твери, в собственной квартире, опять же зарезали и, по версии родных и близких, ничего не взяли из вещей ведущего специалиста по химическим технологиям. Это в течение одного 2004 года.
