– Видишь, какие гостеприимные оказались человечки. Зря ты, Жмых, посбивал с них искусственный глаз.
– Кто же знал, что он не особенный, а самый обычный. Ничего страшного, и своими двумя обойдутся. Зато завтра, представляешь, сколько сладости они принесут за искусственный глаз, если сегодня за старую обувку столько дали.
Мать при очередном прыжке тревожно посмотрела на небо.
– Смотри Жмых, по-моему, шквал приближается, как бы он в смерч не превратился. Ребята могут в него попасть. Они ведь не плавают так хорошо, как мы. Их может о скалы разбить. Поплыли быстрее назад, посмотрим нельзя ли им чем помочь?.
Теперь они неслись назад как торпеды. Только бы успеть спасти ребят, чтобы их не смыло с камня.
– Толстого спасай, толстого, – кричал рядом Жмых. – У него этого лакомства, наверно, не меряно. Завтра вообще должен бочку прикатить за свое спасение.
– А второго как же?
– А что второго? – не понял Жмых.
– А второго, спрашиваю, что не надо спасать?
– А он тоже бочку прикатит?
– Не знаю. Но спасать надо обоих. Запомни, на всю жизнь, сынок, избирательного добра не бывает: или для всех оно, или ни для кого. У нас у дельфинов такой закон.
Успели назад они вовремя. В глазах недавних благодетелей, маленьких человечков, поселился неподдельный страх. Накатывающие волны вот, вот должны были смыть их в воду и кинуть на отвесные скалы. Мать-афалина быстро подставила спину седокам.
Жмых плыл рядом и пускал короткую россыпь сигналов, направленную прямо в ухо толстому.
– Эй, ты, толстый, завтра с бочкой приходи, так и быть я тебе искусственный глаз достану.
Когда человечки благополучно оказались на берегу, он спросил мать:
– А толстый, меня понял?
– Еще как! И обиделся на тебя.
– За что?
– За то, что ты его толстым обзываешь.
– А как его звать?
– Данила.
– А второго?
– Макс.
– У второго имя хорошее, почти как мое, Жмых, только он драчливый какой-то.
Выпрыгивая из воды, Жмых видел, что его новые друзья Данила и Макс, долго провожали их взглядом.
