Удар был, что называется ниже пояса. Я намекал своему приятелю, на его основное занятие летом, пастушью долю. Данила и ухом не повел. Он только рассмеялся и ни к селу, ни к городу сказал:
– Что и требовалось доказать.
Я так и не понял, в чем правота его рассуждений и с досадой привел самый неотразимый аргумент:
– Дурак, ты Данила.
– А ты герой, на печке с кочергой.
– Дурак дураком ты и уши у тебя холодные.
Данила, довольный тем, что вывел меня из равновесия, не собирался обижаться.
За разговорами больше похожими на треп, мы не заметили, как прошли почти весь пляж. Наших нигде не было видно. Значит, Анна Николаевна с Настей уже ушли, после обеда они любят поспать.
Отель от пляжа был далековато, километрах в двух. Практически безлюдная дорога связующая море и жилой корпус отеля, тянется через лес, по дну глубокого ущелья. Она нас должна вывести в огромный ухоженный парк. В парке весь день исключительная тишина, нарушаемая только к вечеру танцевальными ритмами. Такое местонахождение отеля имело и свои преимущества, можно было в укромной аллее на скамеечке отдохнуть от городской суеты. По дороге навстречу только изредка попадались постояльцы отеля, идущие на пляж. Данила вежливо со всеми здоровался.
– Здрасте!
– Как вода? – слышалось в ответ.
– Теплая, как парное молоко, только соленая очень, – лицо моего приятеля было простодушно и невинно как у младенца.
Кое-кто, посмеиваясь, переспрашивал:
– А какой она должна быть?
– Как, а вы разве не знаете?
– Что не знаю?
– Какой вода должна быть!
– Знаю!
– А зачем тогда спрашиваете?
Одни улыбнувшись, шли дальше, другие начинали уточнять:
– Я про температуру спрашивал.
Данила останавливался посреди дороги и заводил долгий разговор:
– Про температуру не скажу, а вот вибрионы плавают.
– Какие вибрионы?
– Да те самые, как их…которые тово…эпидемстанция… – со стороны Данила смотрелся как испуганный деревенский дурачок, забывший мудреное название.
– Холерные, что ли? – подсказывал собеседник, вспоминая то страшное, что навек осело в закоулках памяти.
– А вы откуда знаете? – удивленно переспрашивал мой приятель.
– Да ты же сам сказал.
– Я?
– Ну, не я же!
Данила серьезнел лицом и внимательно смотрел на собеседника.
– Я вам только «здрасте» сказал. А вам что, плохо?
– С чего ты взял?
– Вы про температуру спрашивали.
– Ну и что?
– И бледность на лице…, – у Данилы в глазах было столько участия и заботы, что собеседник терялся, и не знал, водят ли его искусно за нос или перед ним стоит неотесанная деревенщина, впервые попавшая на курорт. Простоватый вид моего приятеля склонял собеседника ко второму варианту.
