Судью Семирязева убили, замолотив трубами, не размышляя над проблемой, как его устранить. Убить судью при нашей незащищенности легче, чем вытащить из паха клеща. В первом случае не нужно долго возиться и пугаться, что он сможет укусить, несмотря на все предосторожности. Достаточно дождаться вечером в подъезде и бить по голове железкой столько, сколько душа пожелает. Все равно никто не выйдет помочь. Судья ходит на работу, как учитель или сотрудник ЖЭКа, а возвращается домой, как смертник.
Почему-то в нашем Таможенном управлении, где трудятся оперативники, те, у которых одно раскрытие на троих в год, есть собственная служба безопасности. Их сотрудники в любой момент готовы предоставить защиту коллеге. У них есть даже СОБР, о предназначении которого можно только догадываться. Если кто-то думает, что граждане Тернова, везущие из Китая носки с нарушениями таможенных правил, будут отбивать эти носки с оружием в руках до последней капли крови, то он сильно ошибается.
А у судей защиты как не было, так и нет. Речь, разумеется, идет о судьях российских. Судьи-женщины, возвращающиеся домой темными улицами, боятся вытащить из сумочки мобильный телефон, потому что можно тут же получить по прическе и лишиться не телефона – пропади он пропадом, а здоровья.
На моей памяти есть случай, когда судью, ведущего сложный, многоэпизодный процесс с пятнадцатью подсудимыми, возили под охраной на «Волге». С двумя милиционерами. Весь процесс «Волга» каталась от суда до дома судьи без происшествий, а на следующий день после того, как охрану сняли из-за отпавшей в этом необходимости, судью расстреляли прямо на улице. Неподалеку от здания областного ГУВД.
Я сижу дома и вспоминаю все самые яркие моменты судебной карьеры отдельных своих коллег. Кого-то выдавили из-за неумения быть управляемым, кто-то продается с такой беззастенчивостью, что самому, наверное, неприятно, а кого-то просто убивают.
«Куда вам путь, и где пристанище...» – цитировала мне Саша Цветаеву, пытаясь перенести эти строки на меня. Действительно, очень трудно ответить на этот вопрос. И не случайно эти строки стоят последними в стихотворении. Вопрос открыт.
Можно не напрягать зрение, вглядываясь в темноту окна. Когда меня «пасли» люди Пастора и Гурона, на душе было намного свободнее, чем сейчас. Тогда все было ясно – вот люди, желающие моей погибели. А что сегодня? Я жду неприятностей от людей, которые по своей сути не должны препятствовать закону. Исключение составляет Бася, но тому, в отличие от всех, будет очень выгодно, если Малыгин-младший окажется за решеткой. Там Артема придушат гораздо раньше, чем его «столыпинский» вагон докатится до зоны. Поэтому Бася и следит за событиями без комментариев, из кустов. Малыгина до приговора никто трогать не станет. Все сейчас заняты тем, что трогают меня. Половине участников процесса позарез нужно, чтобы сынок зама городской думы оказался на киче, второй половине – чтобы не оказался. И между всех огней – Струге, как единственная преграда исполнения их заветных мечтаний.
