Жестокий наезд | страница 61
– А вы не помните температуру воздуха в тот день?
Кажется, я прервал сказителя на середине повествования.
Свидетель обвинения, с не менее странной, чем у меня, фамилией – Прут, осел и обмяк. Я даже стал подумывать о том, что он навалил в штаны, хотя повода для этого пока не было.
– Трипературу... Тепрату... Температуру? Нет, не помню.
– Это хорошо, что вы не помните. – Я кашлянул в кулак. – А то бы суд усомнился в вас. Понимаете, гражданин Прут, есть свидетели, которые на самом деле свидетелями не являются. Это те, кто не помнит совершенно ничего, или те, кто помнит абсолютно все. К своему глубокому удовлетворению, суд убедился в том, что вы к этому числу не относитесь. Кое-что вы не помните.
И – тот же экскурс в декабрь месяц, со всем пристрастием и напряжением памяти. Мне жаль обвинителя Пектусова. Кажется, он только сейчас начинает понимать, что следователь его подставил, как последнего пацана. Или – как первого. Но, молодой человек, кто виноват? Кто мешал вам, как мне, сидеть над этим делом почти месяц, засыпая над ним и просыпаясь с ним в руках? У вас много процессов? А сказать вам, сколько их у меня? Так что сиди, продолжай вертеть головой и стучать колпачком ручки по своим ухоженным ногтям...
Хорошо, когда есть друзья. Говорят, хорошо, когда их много. Но это же самое обстоятельство всегда заставляет людей метаться и забывать о дружбе. Невозможно быть верным каждому из них. Часто, даже не по своей воле, а в силу обстоятельств, приходится им изменять. И тогда друзья превращаются во врагов. Именно поэтому друг у меня только один. Вадим Пащенко. Я лишен возможности метаться, потому что глупо метаться от него к нему. Это я и называю дружбой. Возможно, на белом свете можно еще иметь и просто товарищей, но у меня их нет. Есть только Пащенко, и я несказанно рад этому факту.
Сашенька, она умеет снимать боль мгновенно. Положит руку на мой горячий лоб, и все лишнее – боль, усталость, раздражение и напряжение уходят в прошлое. И центр вселенной сразу переносится на то место, где лежит ее рука. Мне хорошо с ней и легко. Наверное, это и называется любовью?
Мой друг жесток и требователен в своей дружбе, тем и значим. Он относится к числу тех, кто справедливо полагает – сладких лекарств не бывает. И он доводит мою боль, усталость, раздражение и напряжение до максимума, до критической точки, всегда вынуждая меня понять одну простую и главную истину. Если возникают проблемы, значит, кому-то это нужно. Кто-то желает, чтобы у Струге были проблемы. А проблемы существуют для того, чтобы, решая их, извлекать для себя максимальную выгоду.