«Цепь, – думал советник, разглядывая начавшие проявляться на темных улицах еще бледные неоновые огни. – Столяров был прав, цепь неординарная. Разовая работа, исполненная из червонного золота. Девятьсот девяносто девятую пробу носят сейчас, наверное, только цыгане. Продажа наркотиков – дело опасное, деньги нужно постоянно укладывать стопкой, но так много не накопишь. Придет Комитет Госнаркоконтроля и все выметет. В земле деньги не сохранишь, да и смысла закапывать нет. Пока выкопаешь, их или деноминируют, или другие нарисуют. С банком цыгану связаться это все равно как если в уголовный розыск пойти работать. А последний из цыганских ментов – из «Неуловимых».
Золото. Вот то, что не портится в земле, не занимает много места и при необходимости легко превращается в наличные. Но проба должна быть непременно девятьсот девяносто девятая. Так оно стоит еще дороже и занимает еще меньше места. И вот у нас появился вовсе не цыганский барон, а губернатор Резун, на шее которого золотая цепь из червонного золота, весом в двести восемьдесят три целых семьдесят три сотых, если верить Молибоге, грамма.
А жена Константина Игоревича, на всякий случай, этой цепи на шее мужа при отъезде его в Москву не помнит. Она ее на шее мужа вообще не помнит. Справедливости ради нужно заметить, что вопрос тот в мертвецкой состоялся сразу после опознания. «Что это за цепь?..»
– Приехали, Дмитрич.
Если Кряжин именовал своего водителя «по батюшке» из искреннего уважения к возрасту, то водитель советника таким же образом обращался к нему исключительно из уважения к таланту следователя. Как бы то ни было, Кряжин постоянно «отмазывал» старика перед начальством, а тот всегда выскакивал из машины с монтировкой, если, по его мнению, следователь нуждался в помощи.
Фойе. Это лицо каждой гостиницы. В этом уголке, достигающем порой величины половины футбольного поля – размеры зависят от количества звездочек, – размещены ключевые узлы жизнеспособности заведения. В годы развитого социализма достаточно было стеклянной перегородки с бумажкой на ней: «Мест нет», перед которой стояли очереди. Сейчас фойе отражает мрамором и зеркалами миллионы огней, и сообщение о том, что нет мест, здесь воспринимается как неуважение к гостю. Здесь всегда есть места. Об этом вам скажет и дежурный администратор, и любой из портье, шныряющих у входа и коршунами налетающих на ваши чемоданы, и даже милиционер, расположившийся неподалеку от администратора.
