– Часа два. Что будем целый час делать?
– Как ты думаешь, где сейчас Горилла? – спросила Настя.
– Хват сказал, что сидит на колокольне. Но долго там сидеть, я думаю, не будет. Как только он увидит, что Хват в Москву не поехал, у него должны зародиться сомнения, а не обманул ли его каким либо образом его партнер по бизнесу.
– А в таком случае?
– А в таком случае, он полезет проверять, на месте ли платина.
– А, что сейчас делает Хват?
– Если не ружья заряжает, то придумывает какой-нибудь план страшной мести и вычисляет дружка Гориллы.
– А на колокольню к Горилле он не полезет?
– Нет, этот жук сам не полезет. Он любит, чтобы другие к нему приползали, и на коленях.
Я понимал, куда клонит Настя. Ей еще раз хотелось побывать в подземелье. Она ведь не видела сундук, со старинными книгами, и мумию старика.
– А где икона? – спросила Настя.
– Да вон она, в кустах, – показал я на черную икону, больше похожую на прокопченную дверь от старой русской курной избы. По крайней мере, по размеру, она была с дверь. – Ни черта на ней не видно, – из-за чего с ума сходили? Данила говорит, грек какой-то написал – Феофан.
– В России всю жизнь иноземному поклонялись, – согласилась Настя, – при Петре – немцам, при Екатерине – французам, при Ельцине – американцам. А грек этот, когда жил?
– Надо будет к Хромому зайти… Спросить… Он все знает… Заодно и сумку незаметно отдать. Кстати, она в подземелье осталась.
Насте только этого и надо было. Она предложила слазить за сумкой.
Я включил оставленный на входе фонарик, и мы углубились в подземный ход. До монастырской стены добрались быстро.
– Полезем в подвал? – спросил я притихшую Настю.
– Да.
Без Данилы, который придавал уверенность и чувствовал, как дома, себя под землей, подземный ход казался не таким широким и надежным. Я вспомнил, с какой невероятной скоростью мы с Данилой улепетывали из подвала, и неприятно поежился.
– Ты боишься его? – спросила Настя не зная как правильно назвать старца покойника, давно превратившегося в высохшую мумию.
– Не очень, – признался я, – в прошлый раз его, Данила один, сам, переложил с сундука на землю. Я даже не дотрагивался.
– А удобно почти голой заходить туда? – вспомнила Настя о правилах приличия.
Освещая фонариком, путь впереди себя, я и забыл, что мы полезли в подземный ход в трусах и купальниках, передав одежду Даниле. Непонятные нравственные и этические проблемы я всегда взвешивал на крестьянских весах целесообразности.
