И пусть разговор этот будет не на самом лучшем английском, пусть с пропадающими артиклями, плавающими глагольными формами и долгими «э-э-э-э», но все-таки это будет душевный разговор. Так мы становимся космополитами. А значит, отныне и навсегда: нет ничего более важного в жизни, чем Манящие Дали.
Однажды, обсуждая с упитанной черной гражданкой Ямайки проблемы коммунального обслуживания в их стране, а также здоровье ее второго ребенка, нянча на руках ее третьего (молочного мулата, между прочим), думая, с какой бы стороны подступиться к теме декоративной косметики, получила гражданство мира – я. Сидя во втором по величине аэропорту мира, на скамеечке, сработанной под ясень, как сейчас помню. И что это было за ощущение, болтать с этой женщиной, как со своей соседкой по балкону! Стоя на этом балконе дивным летним вечером, глядя в остывающую даль города…
Аэропортные соседи. В беллетристике они, кажется, уже готовы заменить эпистолярные образы попутчиков в поезде, столь давно и монотонно едущих у своих окон вместе с авторами романов. Уже уезжают, кажется, «поездные» попутчики в исторические литературные дали навсегда. На смену им приходят они – как нельзя менее образные, но как нельзя более реалистичные, – попутчики аэропортные и самолетные. Странно одетые, чуть расхлябанные, молодые, с опухшими лицами со сна и легким запахом спиртного, но всегда благорасположенные, чуть-чуть рассеянные и готовые поболтать ни о чем всегда.
Я люблю их. И многих помню до сих пор. Уверена, человек, усевшийся рядом с тобой на соседнем кресле на большой высоте или из многих тысяч подсевший в аэропорту именно на твою скамеечку, – неслучаен.
Когда-нибудь я, наверное, напишу роман «Жизнь перелетная», потому что на самом деле это действительно целая жизнь. И хоть я коснулась ее вскользь, активно летая только два года, мне кажется, что я поняла и постигла ее достаточно.
Эта жизнь, как приют Абеляра, дает спасение всем: блаженным, нищим духом, алчущим правды, сокрушенным сердцам. Последним в особенности. Только захоти спастись в этой трудно-стремительной и невесомой в единомоментном движении жизни, спасение будет даровано тебе незамедлительно и за относительно недорогую плату.
В моем случае этой платой была усталость. Командировки всегда идут в довесок к основной работе: то есть если ты ударно работал с понедельника по четверг, то только для того, чтобы успеть все до отлета, который случается в пятницу утром. Командировка «перекрывает» пятницу и выходные вплоть до вторника (и все эти дни ты работаешь вдвое больше, чем обычно), а в среду уже надо лететь обратно, чтобы успеть сдать все материалы до конца недели, и, естественно, сдать их не успеваешь и работаешь субботу и воскресенье. И так по три раза в месяц, между прочим. Выживают сильнейшие.
