В конце вечерины он спустился со сцены, подхватил меня, уже нетрезвую, под белы ручки и отвел в конец барной стойки. Там, традиционно выпив апельсинового сока, а для меня заказав блади-мэри, он вдруг на полном серьезе пошел на абордаж.
– Ну так что, – произнес он чуть осипшим голосом, – у нас с тобой будет восхитительный секс?
Я опять внимательно посмотрела на него сквозь очки.
– Будет, – ответила я.
– Ну так поехали, – разудало сказал он, – к тебе.
– Не можем, – откликнулась я и отпила принесенного блади-мэри, – я сейчас живу у родителей и новую квартиру еще не нашла. Так что поехали к тебе.
«Интересно, – подумала я, – что он сейчас скажет?»
Он молчал. Пауза затягивалась.
– Ты живешь с женщиной? – спросила я.
– Да, – ответил он, как-то странно, незримо весь подавшись от меня назад.
И сказал с какой. С мамой. Комментарии были излишни. Я приняла ситуацию молча, и никакого другого варианта не подразумевалось. Если честно, я догадывалась об этом.
На какое-то время я задумалась и не слышала, что он говорит. На меня вдруг навалилась невероятная скука, и я полностью и безотчетно отдалась ей. Когда слух вернулся ко мне, я поняла, что ви-джей моей любви фирменным своим исподволь-приемом дает мне понять, как это нехорошо, жить с родителями.
Он, видимо, желал олимпийского финала в наших полупрофессиональных игрищах. Левой рукой я отловила тогда проходящую мимо меня подругу и, извинившись, отошла с ней «на минуточку».
– Ты сегодня где ночуешь? – спросила я.
– У приятеля, – ответила она.
И тут же ее глаза засияли догадкой: она переметнула лисий взгляд с меня на него и обратно. И внесла рацпредложение:
– А третьей меня возьмете?
– Дай ключи от квартиры, извращенка, – устало сказала я ей.
– На! – Она хлопнула мне их в ладонь. Зажав ключи в кулаке, я перевернула руку и посмотрела на часы. Было около полуночи. Я вернулась к ви-джею. Он снова, как ни в чем не бывало, притянул меня к себе и сделал вкрадчивую попытку присосаться к моей шее.
Я разжала руку и показала ключи. «Поехали?»
Ви-джей отпрянул от меня. И сию секунду ушел в экран, в экранный свой образ, как люди творческие уходят в себя.
– Я не могу, – с достоинством отозвался он, – у меня завтра съемка в восемь утра.
И пустился в длинные размышления о том, что бурная ночь непременно скажется не только на состоянии здоровья, но и на цвете лица, а лицом он работает, что даже в юности, скажи ему кто-нибудь, что у него завтра съемка в восемь утра, он не решился бы…
