– Чего желаете, молодой человек?
Повернувшись, Кононов обнаружил старичка-продавца в синем халате и синей же кепочке с надписью “Lily-boy”. На вид ему было лет семьдесят с хорошим гаком, но держался он бодро.
– Ищу что-нибудь такое-этакое, потяжелее, – сказал Ким.
– Ферштейн! Кувалда вас устроит? Пудовая, для забивки свай?
– Можно посмотреть?
– Отчего же нельзя? Пройдем в подсобку, и посмотрите.
Кувалда нашлась в дальнем углу, за частоколом грабель и бочкой с садовым варом. Бетонный пол под ней растрескался.
– Давно лежит, – произнес старичок, задумчиво лаская взглядом слегка проржавевший инструмент.
– Как давно?
– Лет восемь. С той самой минуты, как открыли магазин.
– А почему она здесь валяется?
– А потому, что до прилавка ее не донести. Подниму, и аллее капут! – объяснил продавец и, подумав, добавил: – Интересует? За полтинник отдам.
– Интересует, – промолвил Ким, вытаскивая деньги. – Беру! Заверните.
– Шутник вы, однако, – вздохнул продавец и покосился на дубинку. – Если хотите, я вам кувалду насажу, и понесете на плече. Рукоятка у вас подходящая… обстругаем конец, пристукнем молотком… С этим гешефтом мы живо управимся.
Так и было сделано, а к тому же, когда Ким с натугой перевернул кувалду и поставил ее на попа, старик закрепил рукоять железным клинышком. Затем инструмент улегся Кононову на плечи, и он, постанывая, но чувствуя себя вооруженным до зубов, потащил его к выходу.
– Не давит? – заботливо спросил продавец, когда они вышли на улицу. – Может, желаете тачку купить? Но это не в пятьдесят обойдется, а в пятьсот.
– Дотащу, – прохрипел Ким и, подняв голову к вывеске, спросил: – А почему Киммерия?
– Какой вы любопытный, юноша… – Старик взглянул на витрину соседей, где красовались черные ванны и унитазы, и объяснил: – Киммерия, потому что не Бразилия, не Парагвай и не княжество Монако. – Он похлопал Кима по спине. – Заходите! Подберу вам что-нибудь еще, потяжелее или полегче. Выбор у нас неплохой.
Ободренный этим напутствием, Ким свернул за угол, проковылял до кирпичной стенки, что огораживала баки с мусором, укрылся за ней и замер, кряхтя и отдуваясь.
“Трикси!”
“Ким?”
“Матрицу Конана, да поживее! Меня сейчас расплющит!”
Джинсы затрещали, рукава рубашки вздулись под напором мышц, и кувалда разом стала легче перышка. Убедившись, что зрителей нигде не наблюдается, Ким подбросил ее вверх, поймал за кончик рукояти и крутанул в воздухе. Ощущение невероятной силы переполняло его; казалось, он мог сокрушить Китайскую стену одним ударом, а вторым – вогнать ее обломки в землю. Чудесное, пьянящее чувство!
