Враги прекрасно понимали, что уничтожение "всей великой ектеньи", по выражению Ленина и Троцкого, явится поруганием той клятвы верности перед Крестом и Евангелием, которой поклялся русский народ на Соборе 1613 года, строить жизнь во всех её сферах, в том числе государственной и политической, на христианских принципах.
Среди чудес, которые являет Господь через Царственных мучеников, может быть, самое большое чудо — их канонизация. Всё было как бы против, но враги Православия и России недооценили реальную возможность канонизации. Они постоянно говорили, что этого не может быть. "Ну, один-два маргинальных архиерея найдутся, — всё время повторяла их пресса, — но не совсем же они сумасшедшие". Канонизация показала, что справедливость существует. Сколько лет длилась ложь, сколько лет замалчивали, так что почти никто о его святости не знал. Это утешение для всей Церкви: как бы ни неистовствовало зло, храните верность Господу, и Он выведет вашу правду, как полдень.
Это — эпохальное событие, подводящее итог XX столетию. Это рубеж нашей истории, как революция 1917 года, как расстрел России в 1993 году, но с иным знаком. Это значит, что среди нынешнего растления и геноцида Бог не оставляет нас. Бог даровал эту канонизацию в самый тяжелый момент нашей истории, чтобы показать нам, что не все потеряно. В конце концов, враги России именно потому уступили, что были абсолютно уверены, что процесс распада России уже необратим. Но как всегда, от них осталась сокрыта главная глубина.
А.П. Да, прославление Царя-мученика — величайшее из чудес. Но в нем, на мой взгляд, есть еще какая-то странная, лукавая подробность. По существу, очень многие из либералов, торжествовавших свою победу после 1991 года, были задействованы в том, что мы условно называем монархическим проектом. Они приписывали себе все достижения на этом поприще. В то время как сама Церковь, может быть, еще и не верила в грядущее чудо — по слабости своей, подавленности. А новая власть на канонизации пыталась сыграть свою игру.
Прот. Александр. Те люди, о которых вы говорите, и в 1917-м, и в 1991-м году были согласны в одном: "Пусть всё будет как самый прекрасный символ: крест, трехцветное знамя, двуглавый орел, а мы будем устраивать своё, земное, по нашим земным понятиям".
Мы знаем, что на первых рубежах в 1917-м году стояли отнюдь не большевики, а конституционные демократы, которые уже не верили в благодатную силу царского помазания. Они ориентировались на английскую и французскую революции, их верой был прогресс, творческие силы человека, а не благодать Божия, которая перестала быть для них реальной, всё превосходящей силой. Именно они открыли ворота большевистской революции с её исключительной жестокостью и прагматизмом.
