– Ох, так уже и твой! До твоего еще далеко. Будешь насмехаться, не женюсь на тебе! – наконец, нашелся с ответом Скударь.
Рассмеялись. Посмотрели в глаза друг другу, как дети сцепили ладошки и пошли в кино.
Парковая зона вокруг университета была огромная. Они вдоль и поперек исходили ее за месяц. Потом она поступала в нефтяной институт, он выбрал финансовый, чтоб наверняка. Медаль ей не помогла, а он стал студентом. Она устроилась на работу в ремонтно-строительное управление, а у него начались студенческие будни. Виделись не часто. Он наезжал, когда хотел, оставался ночевать у нее в рабочем общежитии. Она съездила в родной Киров. Показала его фотографию родителям. Две младшие сестренки, не по-детски горестно вздохнули:
– Красивый! Вот бы и нам таких женихов.
Однако с женихом вышла промашка.
Не тот он институт выбрал. Слишком много рядом было соблазнов в виде красивых роз. Раз Скударь пропал надолго, почти год не появлялся, а потом свалился как снег на голову. Встретила она его укоризненным, померкшим взглядом.
– А я подумала, что ты больше никогда не появишься, – и обезоруживающе добавила: Рюрь, прости, я замуж вышла! Восемь с половиной месяцев тебя не было.
Помертвевшие губы едва слышно шептали:
– Господи что же я наделала!.. Как же так?.. Что я думала…
Сначала он не осознал всего случившегося. Ему почему-то казалось, что она его будет вечно ждать. Арина виновато держала руки по швам.
– Муж уехал на два дня к родителям. Хочешь, оставайся! Куда пойдешь на ночь, глядя? – она показала ему на диван, стоявший напротив кровати. – А хочешь, постелю здесь!
Он отказался.
– Неудобно! Соседки видели меня.
– Оставайся! Не твое дело!
Обида подтупила к горлу.
– Я пойду!
Первый раз в ее голосе пробились горестные, просящие нотки. Когда-то в далеком детстве, на берегу реки Скударь нашел кутенка, голодного, испуганного, жалкого. Или топить не захотели, или потерялся. Когда он взял его на руки, дрожащий щенок стал тыкаться ему в лицо, лизать, заглядывать в глаза, а потом, прижатый к груди согрелся и затих.
Арина сейчас была похожа на того щенка, которого бросили на холодном и каменистом берегу. Никогда она с ним раньше так покорно не разговаривала. Без вины виноватая, виновато глядя, она подала ему уходящему, куртку. Дураку бы, нет, чтобы обнять ее, сказать на прощание хоть одно ласковое слово, надышаться запахом ее волос. Нет, он зажал в горле звериную тоску и сказал глухим голосом:
– Ну, я пошел!
