– Дальше восточного фронта не пошлют. Не бойтесь! Идите, расскажу, как я Париже в танк трех француженок на неделю поселил. Духами сиделки пропахли… На дуле, как вы думаете, что у меня сушилось?
История видимо была смешная, но для ушей Манштайна не предназначалась. С ним они поговорили о Наполеоне, Александре Македонском, Нельсоне. Видимо что-то в рассуждениях Манштайна понравилось Фердинанту и он избрал его на роль духовного пастыря-собеседника. Это потом Манштайн сообразил, Фердинанту не нужен был никакой собеседник.
Когда перед наступлением на Кавказ их направили на переформирование, командир роты, заняв отдельную избу поселил с собой только Манштайна.
– Нам с тобой надо друг дружке держаться! Ты чем до войны занимался?
– В ресторане отеля Риц официантом подрабатывал!
– Дам, наверно, повидал?
– Не то слово! Записки в карман мундира, так и совали. Поднимись в номер во столько-то… Помню раз…Так, что дам я повидал…
Фердинант готов был часами слушать подобные истории. Рябой, вечно улыбающийся, с кривыми, рахитичными ногами, он завидовал росту Манштайна, его чистому белому лицу, прямому взгляду.
– Вот бы тебя пустить в Париж. – со вздохом сказал он. – А у моего отца была небольшая колбасная фабрика. Жалко, что как в старые, добрые времена нет замещения по службе в армии, мой старик бы за меня заплатил.
– Страшновато?! – не то утверждая, не то спрашивая, сказал Манштайн.
– Какое к черту страшновато? Страшновато, не то слово. Нам с тобой давно пора с этого поезда соскочить. Глянь на меня, ну какой я борец за идею? Я с тобой откровенно говорю. Ты единственный, здесь понимаешь меня. Ты повидал красивую жизнь и знаешь, что настоящие хозяева остались там в Берлине, в банках и офисах сидят, жрут и пьют и наших баб по ночам к себе в постель кладут. А мы отвоевывай им жизненное пространство. Ты думаешь, когда отвоюешь, тебе что-нибудь достанется? Шиша два! Даже твоего Наполеона нотабли, как только он им стал не нужен, вышвырнули на остров Елена. Так что Манштайн, выводи на своего высокого покровителя в абвере, срочно нам надо становиться тыловыми крысами. А там, глядишь, и в Париж попадем обратно. У меня уже не тот возраст, чтобы свой лоб под пулю подставлять, романтиком быть. Согласен?
– Надо! – коротко ответил Манштайн.
А Кнаус Фердинант его не слушал. Страх мелкого буржуа, попавшего в жесточайшую мясорубку истории, заставлял искать хоть какой-то выход, чтобы спасти свою собственную шкуру. Он криво усмехнулся.
