Старушенция взирала на меня, словно хищная птица.
– Понял, о чем я?
Девушка тем временем снова вошла в ритм. Заметив, что я за ней наблюдаю, она усмехнулась и снова жестом пригласила меня выйти поразвлечься. Ей бы еще желтые глаза – и замечательный вышел бы трог.
Я зажмурил глаза и открыл их снова. Ничего не изменилось. Девушка по-прежнему была там, вместе со своими развеселыми дружками. Все они явно наслаждались жизнью.
– Лучшие из лучших… – пробормотала старуха.
В центре двора еще несколько студентов стаскивали с себя одежду, и ни один из них ни капли не смущался тем, что они делают это среди бела дня, на глазах у всех, и никого не тревожило, что о них могут подумать. Две сотни студентов – и хоть бы у одного был при себе учебник или тетрадь, бумага с ручкой или ноутбук.
Старуха рассмеялась:
– И нечего делать такие большие глаза. Ты что, хочешь сказать, что человек с твоими мозгами ни разу ничего не замечал? – Она помолчала, ожидая ответа, а потом недоверчиво уставилась на меня. – А троги? А бетонные ливни? А проблемы с деторождением? Тебя что, никогда это не удивляло? – Она покачала головой. – Значит, ты глупее, чем я думала.
– Но… – Я прочистил горло. – Как это… То есть, я хочу сказать…
Я смолк.
– Мой муж был химиком по специальности. – Она покосилась на молодежь, пыхтевшую на ступенях и катавшуюся в траве, потом покачала головой и пожала плечами. – На эту тему написана куча книг. Одно время об этом были даже статьи в журналах: «Главное ли в человеке – сиськи?» и в таком духе. Мы с Рохитом как-то всерьез об этом не задумывались, пока ему не стало казаться, что год от года студенты становятся все глупее. – Она хихикнула. – Сперва мы решили, что стареем, а потом он их протестировал, и оказалось, что дело не в нашем возрасте.
– Но не можем же мы все превратиться в трогов! – Я показал ей на бутылку «Свитшайна». – Откуда бы тогда взялась эта бутылка, или мой наушник, или бекон, или все остальное? Кто-то же должен делать все эти вещи.
– Ты нашел бекон? – Она заинтересованно подалась вперед. – Где?
– Это моя жена нашла. Последний пакетик.
Она со вздохом вернулась в прежнее положение.
– Не важно. Все равно мне его нечем жевать. – Она внимательно изучила мою бутылку. – Как знать, может, ты и прав. Может, все не так уж плохо. Но только с тех пор как умер Рохит, я ни разу не вела таких длинных разговоров, как сегодня. Такое впечатление, что большинство потеряло способность к сосредоточению. Мы слишком сытно жили… – Она посмотрела на меня. – Может, эта твоя бутылка просто означает, что где-то осталась фабрика, такая же надежная, как твои помпы. И пока не сломается что-нибудь действительно серьезное, мы будем по-прежнему пить «Свитшайн».
