— Значит, если бы не повар, вам каюк? — сказал Филин.
— Точно, он и спас, — подтвердил Черношейкин, — он, товарищ комиссар, применил секретное оружие
— Что за оружие?
— В одной руке автомат, а в другой — черпак.
Разорвалась мина…
— Не толпиться! В укрытие! — приказал комиссар, а Ваня опустился на колени у щита и принялся выскребать «палочку», обозначавшую лично уничтоженный им танк.
Разорвалась вторая мина…
— Гляди-ка! — показал сержант Кухта в сторону взметнувшихся фонтанов земли. — Он в «вилку» берет, а Анечка снова побежала…
Аня притащила раненого к траншеям и теперь бежала опять к горящему танку. По ней и вели огонь немецкие минометчики.
— Аня! — хором закричали бойцы.
Но Аня подбежала к горящему танку, схватила бронебойку, повернула обратно, и тут разорвалась мина… Когда облако рассеялось, все увидели Аню на земле…
Лейтенант уже мчался к ней. Ване так и не удалось выскрести палочку на щите, он бросился помогать Дымову. Когда принесли девушку, она уже умирала. Мина перебила ей ноги. Аня лежала на плащ-палатке без стона. Только от боли кусала губы и смотрела на лейтенанта, как провинившаяся школьница на учителя. Потом из последних сил выдохнула:
— Не пишите маме…
Она посмотрела еще раз на лейтенанта, и ее глаза застыли на синем небе. Ваня только тут рассмотрел, что глаза у нее тоже синие-синие, как и небо сегодня. И вся она была очень хорошенькая, с черными гладкими волосами, подобранными строго на затылке. Прикрытая по грудь лейтенантской шинелью, она лежала смирною девчонкою, только ветер шевелил у белоснежного виска иссиня-черную непокорную прядку волос, а от ее страданий осталась лишь густая капля крови на нижней аккуратной губе, которую она прокусила…
Хоронить Аню пошли от каждого орудия по бойцу, и Ваня тоже с ними. Могилу отрыли у откоса. Комиссар достал из нагрудного кармашка девушки комсомольский билет, развернул, пробежал глазами и переложил себе в карман рядом с партбилетом, потом сказал:
— Прости, Аня, что не выполним твою просьбу. Мы все-таки напишем твоей матери правду, и пусть она знает, какая у нее дочь…
Ваня держал за руку лейтенанта, а тот до боли сжал ему пальцы.
У красного глинистого холмика застыли бойцы, комиссар скомандовал:
— В честь героической комсомолки из Рязани — огонь!
Три короткие автоматные очереди прокатились эхом. На огневые позиции возвращались молча. Навстречу с бугра быстро спускался боец из соседнего батальона… — Товарищ комиссар!.. — запыхавшись, доложил он Филину. — Комбат велел передать… Приказ получили… На новые позиции.
