— А мы не можем переехать? — наконец осмелилась она спросить. Хомили всплеснула руками и повернулась к стене. У нее перехватило
дыхание.
— Ты не понимаешь, о чем ты говоришь! — закричала она, обращаясь к висевшей на стене сковородке. — Червяки, и горностаи, и холод, и сырость, и…
— Но представь, что я вышла наружу и кошка слопала меня. Тогда вы с папой переехали бы? Ведь так? — спросила Арриэтта, и голос ее дрогнул. — Ведь так?
Хомили снова повернулась, на этот раз — к Арриэтте. У нее был очень сердитый вид.
— Я тебя отшлепаю, Арриэтта Курант, если ты не перестанешь болтать глупости!
Глаза Арриэтты наполнились слезами.
— Я только подумала, — сказала она, — что мне тоже хотелось бы уйти отсюда… не слопанной… — И слезы покатились у нее по щекам.
— Хватит, — сказал Под, — сейчас же прекрати. Отправляйся в постель, Арриэтта, неслопанная и неотшлепанная. Мы поговорим обо всем этом утром.
— Я вовсе не боюсь! — сердито вскричала Арриэтта. — Я люблю кошек. Спорю, что кошка не ела Эглтину. Спорю, что Эглтина просто убежала, потому что ей противно было сидеть взаперти… день за днем… неделю за неделей… год за годом… Так же, как мне! — добавила она и разрыдалась.
— Взаперти! — удивленно повторила Хомили. Арриэтта прикрыла лицо руками.
— Ворота… — всхлипывала она, — ворота, ворота, ворота…
Под и Хомили уставились друг на друга поверх ее склоненной головы.
— Не надо было заводить этого разговора сегодня, — сказал Под уныло. — Да еще так поздно, перед сном…
Арриэтта подняла залитое слезами лицо.
— Поздно или рано, какая разница! — вскричала она. — О, я знаю, папа удивительно ловко все добывает. Я знаю, что мы сумели остаться, хотя все остальные должны были уйти. Но к чему это нас привело? Не думаю, что это так уж умно — всю жизнь жить одним в большом полупустом доме, в подполье, где не с кем поговорить, не с кем поиграть, нечего видеть, кроме пыльных коридоров, нет никакого света, кроме света свечей и очага, да того света, что проникает сюда через щели. У Эглтины были братья, была ручная мышка, у Эглтины были желтые лайковые туфли с черными пуговками, и Эглтина вышла отсюда… пусть один раз!
— Ш-ш-ш, — ласково сказал Под, — не так громко.
Половицы у них над головой заскрипели, послышались тяжелые шаги взад и вперед, взад и вперед. Они услышали стук кочерги и ворчание миссис Драйвер. «Чтоб ей пусто было, этой плите, — бормотала она. — Опять восточный ветер поднялся. — Затем, повысив голос, она позвала: — Кремпфирл!»
