Анастасия тут же отогнала от себя мысль.
«Два трупа – Кира и Ульяна. А я – последняя», – подумала она.
Страх сковал ей грудь, задержался в солнечном сплетении и потек куда-то вниз, к пяткам, увлекая за собой сердце.
Она сосредоточилась на кроссовках. Аэродинамическое совершенство, упругая подошва, комфортная стелька. Анастасия уже забыла о том, что хотела купить скакалку.
– Тридцать восьмой можно такие примерить? – спросила она консультанта, смешную улыбчивую девушку с двумя косичками.
Анастасия села на черный дерматиновый диванчик. Прямо перед ее глазами были еще одни кроссовки – на этот раз Puma. Узенькие, изящные как туфли. Они были красными, и Анастасия была уверена, что ножка в них кажется маленькой и аккуратной, и при этом можно ходить и бегать, подпрыгивать...
Она вспомнила про скакалку, но тут консультант принесла ей коробку с кроссовками, и Анастасия занялась примеркой.
Когда Евгения сердилась, она выпячивала челюсть вперед. Тогда в ее обыкновенной, рядовой и вполне обычной внешности не оставалось ничего женственного. Евгения за собой этот недостаток знала, поэтому на людях себя контролировала и челюсть придерживала. Но сейчас смотреть на нее было некому, и она вовсю сердито щелкала зубами. Евгения готовила и сердилась. И на себя, и на Петра. На себя больше.
«Ну почему я такая неженственная, – думала она. – Ну почему есть женщины как женщины? Кокетливые, игривые, губки надуют, ресницами помашут, «да, дорогой», «нет, дорогой», «вот ту красненькую с автоматической коробкой передач». Тьфу! А я все делаю сама. Стремлюсь все контролировать, не считаю слабость достоинством! Почему?»
Она снова выпятила челюсть вперед и защелкала зубами. Евгения, которая органично чувствовала себя в деловых серых костюмах и черных туфлях, как-то пыталась поменять гардероб. В мини-юбке в клеточку, в золотых босоножках на шпильках, с волосами, выкрашенными в платиновый цвет, она чувствовала себя то ли участницей маскарада, то ли волком в овечьей шкуре.
При этом все портили настороженные, умные, внимательные глаза и кривая полуулыбка. Одежда помогала, только пока мужчина смотрел на Евгению со спины. Почему-то, посмотрев ей в глаза, ее начинали бояться.
Евгения знала, что на работе ее опасаются. Эти сжатые в ее присутствии плечи, эти опущенные глаза, эта шаркающая походка. Она давно отчаялась найти себе мужчину. Смотрела в испуганные и затравленные глаза, и возникало желание вцепиться в глотку этим трясущимся существам, которые позорили своей трусостью звание мужчин. Причем тряслись и подчиненные, и те, на кого Евгения обрушивалась с проверкой.
