Они вышли, оплатив буфет, китайскую ширму с Хуанхэ, которую Марина надеялась-таки куда-то пристроить, и торшер.
Следующей секцией торгового центра был цветочный бутик.
Петр сидел перед могильным холмиком и пил коньяк. Горло обжигало, желудок обволакивало нечто теплое, а разум – туманное, все становилось далеким и не важным.
– Еще сто граммов – и станет не больно, – сказал сам себе Петр.
Евгения до некоторой степени скомпенсировала его горе, заполнила ощущение пустоты и отвлекла его. Но теперь ее не было, и краткая история о том, как отчаявшийся и раздавленный чувством вины мужчина готов пожертвовать собой и пойти к той, кому нужен, наплевав на свое собственное «я», завершилась.
– Я пошел бы, – продолжал монолог Петр, – и был бы верен ей, и мясо бы готовил. Но без хамства, без понукания и без позы «охотник попирает ногой поверженного льва».
Евгения подошла и села рядом.
– Дай мне глотнуть, – сказала она.
Он молча передал ей бутылку.
– Как ты такое пьешь, – сказала Евгения, закашлявшись.
– Что есть, то и пью, – ответил он. – Я тебя не заставляю. Принесла бы что-нибудь свое.
Она сделала еще глоток. На ней был серый офисный костюм и черные туфли. Он уже знал, что она носит только черные туфли и только серые костюмы.
– Я рад, что ты пришла, – сказал он, – догадалась, где меня найти, да?
– Да.
– И зачем?
– Зачем пришла?
– Ага.
– Ну, мясо же надо доделать.
Он фыркнул.
– И все?
Массивная черная ворона села на деревянный крест, еще совсем свежий, светлый, торчащий из холмика рыхлой черной земли, усыпанной цветами – пополам искусственными и натуральными, едва начавшими увядать.
– Тут много птиц, – сказал Петр, – здесь хорошо. Извини, но мясо тебе придется доделать самой.
После небольшой паузы она встала.
– Как скажешь. Но если что, ты знаешь, где меня найти.
– Ты тоже. Я все время здесь. Двадцать четыре часа семь дней в неделю.
Через кладбище шла согбенная фигура в лохмотьях.
– Петро! – сказала фигура. – Ну что, споем? Ла-ла-лаааа…
Евгения оставила их вдвоем распевающими «Реквием» Моцарта.
В бутике, где было влажно и прохладно, стоял аромат свежей зелени. В огромные ведра плотно набиты розы. Почему-то Марине больше нравились розочки маленькие, камерные и изящные. Огромные выглядели менее натуральными, им не хватало живости, и в вазах они казались сделанными из крашеной ткани.
– Какой красивый цвет, – сказала Марина, показывая на яркие оранжевые миниатюрные розы, – как огоньки.
– Сколько их в ведре? – спросил Дима.
