— Вон стадо дзейрин, — сказал Ванган.
— Где? — спросили Мунко и Степанов одновременно.
— Под холмом. Сейчас они побегут. Они заметят нас и побегут.
Степанов увидел дзейрин в тот момент, когда Мунко развернул машину. Он увидел громадные, синие, круглые, как у больных женщин, глаза дзейрин.
— Мы убивали их по ночам, — сказал Ванган скрипучим, злым голосом. — Подгоняли грузовик, включали фары и выбирали самых жирных. Они ведь не могут двигаться, когда их слепишь фарами… Что ж ты молчишь, Мунко? Тоже ведь несправедливость… А чем нам было кормить раненых? Они поступали с фронта, из-под Ленинграда, — живые скелеты… Жестокость всегда рождает жестокость…
Волка они увидали только через три часа. Они забрались на сопку, и Ванган вылез из машины (Степанов заметил, что он даже не переобулся — ехал в ботинках, таких же маленьких, как у Саньки Беляева, и таких же беззащитных на этом стылом, дымном морозе). Он достал из машины старенький портфель (с такими портфелями ходят на заседания в домоуправление по поводу озеленения детских площадок, а не охотятся на волков в ледяной безмолвной пустыне Гоби). Из портфеля он вытащил бинокль (такие бинокли носят на груди артиллерийские командиры во время смертельного боя) и начал медленно осматривать пустыню.
Ах, как прекрасна была пустыня Гоби… Впрочем, отчего «пустыня»?! Мороз, видимо, ударил внезапно, потому что сохранились все цвета осени: травы были синие, красные, розовые, ярко-желтые…
Ванган перевязал бинокль носовым платком, одной рукой вжал окуляры в надбровья, а другой натянул носовой платок к груди, образовав подобие, секстана.
— Так устойчиво, — пояснил он, — словно смотришь во фронтовую стереотрубу.
Он двигал бинокль очень медленно, по сантиметрам. Вернее даже, он двигался сам — одним лишь, корпусом, словно собираясь упасть на бок. Бинокль был составной частью его тела, он влился в его надбровья, став вторым зрением.
— Вот он, — сказал наконец Ванган.
— Где?
— На, смотри.
Степанов приладил бинокль так же, как это делал Ванган, но сколько он ни смотрел на прекрасную, цветную, неподвижную пустыню, так он ничего и не смог увидеть.
— Не огорчайся, — сказал Ванган, — это только сначала. Едем. Волк стоит недалеко, километрах в четырех, около холма.
Когда они подъехали к холму, Степанов все равно не увидел волка, он увидел только, как в травах, метрах в пятистах перед машиной, зазмеился коридор, и он успел лишь поразиться тому, с какой скоростью этот коридор удлинялся.
