Фролов слез с ринга. Кто-то его хлопнул по спине. Фролов не улыбался. Он вытер потный лоб перчаткой, содрал прыщик, размазал кровь. Кузьменок встал, слез с ринга с другой стороны.
– Можно сказать, за явным преимуществом… – Тренер глянул на Фролова, на Кузьменка. – Не рассчитал я, думал – равные примерно будут силы… Ладно, следующая пара у нас будет…
Я и Кузьменок шли к остановке. Он был еще весь красный. Одна щека опухла.
– Все это на халяву. Придурок тренер зря сказал, что хватит. Я б его загасил…
– Он тебе дал…
– Что? Ни черта он мне не дал, ты понял? Он просто на халяву… А ты что, скажешь, дал Скворцову?
– Я и не говорю, что дал. У нас ничья с ним. – И у нас ничья… – Ага, ничья…
– Ну, ладно, пускай он мне дал. Ты только в школе никому не говори про это, ладно?
* * *
Мама и папа сидели на кухне, ели котлеты. Наташи не было дома.
– Давно тренировка закончилась? – спросила мама.
– Минут сорок назад. Пока доехал…
– Хорошо, что хоть сразу домой. А то вечно где-то шляешься… И результат – налицо. В дневнике. «Тройки», поведение «неуд» за неделю. В бокс этот записался непонятно зачем…
– Бокс – это хорошо, – сказал папа. – Парень должен уметь за себя постоять. Здесь я его поддерживаю…
– Все хорошо, что не в ущерб учебе. А то какой-то месяц остается до конца года, а столько «троек» надо исправлять…
– Исправлю, вы не бойтесь насчет этого…
– А нам нечего бояться. Бояться должен ты, что за год будут «тройки»…
– И наплевать…
– Нет, слушай, что ты говоришь такое? Тебе что, на оценки наплевать?
– Оценки – ерунда. У Наташи в школе было три «четверки», да? А сессию сдала на «тройки»…
– Сейчас разговор не о ней, а о тебе…
– Тише, слушайте, что говорят! – Папа встал, сделал радио громче.
– …авария на Чернобыльской атомной электростанции, – говорил диктор. – В результате взрыва на втором энергоблоке есть двое погибших, и произошло некоторое выделение радиационного фона.
* * *
Колонна школы прошла по проспекту Мира, мимо «Школьника», магазина «Колбасы» и книжного «Светоч», перешла перекрытую Первомайскую и вышла на площадь Ленина.
На Доме советов на уровне шестого этажа висели портреты: Маркс, Энгельс и Ленин. Голова Энгельса была самой маленькой, а Ленина – самой большой. По бокам портретов, начиная с предпоследнего этажа, на окна был натянут красный материал. Внизу, с двух сторон от памятника Ленину и трибуны, висели еще портреты. Первый справа был Горбачев, остальных я не знал.
Когда я был малый, папа брал меня с собой на демонстрацию, но мы не стояли с колонной завода, а просто ходили. Один раз видели, как по Первомайской шел женский духовой оркестр ГУМа – все в желтых шляпах с черной полоской, белых рубашках, синих юбках и желтых сапогах на каблуке. Только прически у всех были разные: у кого – хвост, у кого – просто длинные, а у некоторых – стрижки.
